Сергей Стаховский: Нам нужно готовиться, что война будет долгой

– Вы показали свою позицию еще 10 лет назад, в 2014-м, когда отказались общаться с российскими журналистами. Как вы с того момента поняли, что Россия - наш агрессор, потому что не всем было достаточно Революции достоинства?

– Я был в Киеве на Майдане во время Революции достоинства. Вышло так, что мы в Днепре играли против команды сборной Румынии, если не ошибаюсь, и у меня была возможность собственными глазами увидеть, как меняется картинка с телевидения.

Мы проезжали непосредственно в Днепре эту площадь, на которой будто бы собирались люди за Януковича. Ты видишь картинку на телевидении, где вроде бы сотни или тысячи людей, а потом проезжаешь физически эту площадь, и там 20-30 пожилых людей, которые понятно, что пришли заангажированно.

И в целом я всегда очень мечтал о том, чтобы Украина все же двигалась в направлении Европы. Потому что мне пришлось свою жизнь прожить за границей. Я на своем опыте видел путь стран, которые тоже были в коммунистическом блоке, но им повезло, они вышли раньше. Я видел эту трансформацию благодаря европейским деньгам и правовым рамкам.

Я надеялся, что мы сможем поступить так же. Конечно, я понимаю, что наша страна гораздо больше Словакии или Чехии, но все же трансформация Словакии была очень быстрой и качественной.

– Как думаете, если бы Россия не хотела так сильно вцепиться в нас, мы бы вышли на этот европейский путь?

– К сожалению, нас втянули в имперскую, а затем советскую системность гораздо больше, чем Польшу, Венгрию и Словакию. Они (коммунисты - ред.) только каких-то 30 лет по ним проехались и не успели полностью перестроить все государственные силы.

У Украины был короткий период существования Украинской Народной Республики, но начиная с 1918 года это почти 100 лет доминации, угнетения грамотности, культурной и академической отраслей. Это прям поколения, которое должны переходить.

Я уверен, что мы все равно это сделаем. Конечно, это будет более длинный путь, чем у той же Польши или Словакии. Польша - большая страна, но их исторические гены не перебила советщина. У нас путь длиннее, но он правильный.

– Расскажите, как вы готовились к полномасштабной войне.

– Я готовился с 2014 года, как произошла Революция достоинства. А после аннексии Крыма и непосредственно вторжения в Луганскую и Донецкую области я понял, что должен быть готов к такому ходу событий.

К тому времени я еще активно и достаточно успешно выступал на теннисном корте. Так я для себя нашел достаточно простое алиби, что я там условно защищаю Украину, потому что я ей помогаю на медийном "фронте", финансово, где могу и т. д.

Но так же сам для себя я понимал, что не хочу быть в ситуации, когда мне дают оружие в руки, а я не знаю, что с ним делать. Поэтому в конце 2014 года я начал заниматься изучением оружия и стрелковых навыков.

– Наступает 2022 год. 12 февраля вы присоединились к Голосеевскому ТрО.

– Это была забавная история. Я не верил, что Россия нападет. Хотя сейчас ты понимаешь, что определенный объем информации все-таки был. Моя логика была простой: я надеялся, что российские спецслужбы отследят и увидят, что чем больше украинцев приобщаются, тем выше будет уровень отпора. Да, я понимал, что присоединяюсь к определенной военной структуре, но думал об этом глобально.

Я написал заявление о желании вступить в ТрО. 14 февраля я улетал из Киева и по возвращении планировал закончить с документами, поскольку часть из них была в Будапеште. 28 февраля я должен был прилететь в Киев.

К тому времени командир Голосеевского ТрО полковник Соколов добавил меня в группу.

– Дальше вы пошли в Нацгвардию, а потом прямо в "Альфу"?

– Хуже и гораздо сложнее. Приезжая в Киев утром 28 февраля, я был на связи с командиром ТрО. Но я понимаю, что у него в то время были совсем другие проблемы, чем какой-нибудь Стаховский.

Когда я возвращался в Киев, заехал домой к отцу, который был в то время с моим старшим братом и бабушкой, забрал пистолет, который получил где-то в 2015 году, и поехал к человеку, которого знаю тоже где-то с 2015 года. Мы были достаточно близко знакомы.

Он сказал приехать на базу, я был с другом Сашей Костенко. Нас сразу вооружили, одели, дали направление. В то время Голосеевское ТрО ехало из своей локации на запасную, потому что все понимали, что у врага есть все адреса.

Мы приехали к командиру. 28 февраля в ТрО были очереди из людей, которые хотят записаться, а им на входе говорят: "Ребята, извините, у нас нет места". Мы собирались в группы по 20 человек, выбирали старшего, с которым должны были связываться.

Когда мы приехали, я набрал полковника. Он, увидев нас полностью экипированными, сказал, что все ясно, дал контракты ТрО. На этом мы разошлись. И в принципе с 28 февраля я выполнял задачи, которые ставили в Центре специальных операций "Альфа".

Моя задача получилась такая - патрулирование города Киева, медийная составляющая. Я не ожидал, что будет такой ажиотаж, но пытался использовать эту площадку в направлении освещения правильной информации.

– Вы рассматривали для себя вариант не идти на службу, а волонтерить?

– Конечно. В середине апреля мой командир предложил зайти в "Альфу". Сейчас я горжусь подразделением, в котором служу. Но я представил себя. Да, я умею стрелять, еще что-то делать, но в общем - это если я вам скажу: "Давайте вы будете играть на Большом шлеме завтра".

Для меня это были несочетаемые вещи на то время. Поэтому я сдал оружие и пошел волонтером. Мы с Элиной Светолиной собирали немалые средства, и я доставлял в подразделения оружие и тому подобное, поэтому, получается, выезжал в зону боевых действий постоянно.

После одной из таких операций, когда мы были очень близки к тому, чтобы не вернуться с задачи, меня это очень тригернуло. То есть когда твое сознание не говорит тебе заканчмвать, а наоборот в обратную сторону, что нужно продолжать, потому что там гибнут люди. Это очень мощно, мотивационно. Я хотел уже официально присоединиться.

Но, к сожалению, в то время ситуация в Центре специальных операций изменилась. Они уже эффективно работали по линии фронта, и присоединиться возможности уже не было.

Я пошел в следующую структуру, которую считал правильной, которой гордился и горжусь, потому что Национальная Гвардия Украины - это структура, зародившаяся в 2014 году. Она была скелетом националистически мотивированных людей, готовых защищать государство голыми руками. И, конечно, импонировала она мне гораздо больше, чем ВСУ.

Затем у руководства Центра специальных операций последовали изменения.

С человеком, который сейчас является начальником ЦСО "Альфа", мы пересекались по линии столкновения очень часто. И когда он стал начальником, спросил, хочу ли я, готов ли я (присоединиться - ред.)

Я достаточно долго проходил внутреннюю безопасность, потому что прожил за границей долгое время, и это не помогает попасть в ряды СБУ. Но прошло время, я был засчитан и теперь являюсь частью Центра специальных операций.

Сергей Стаховский во время прохождения службы в силовых структурах (фото: instagram.com/stako_s)

– Вы сказали, что в НГУ хотели больше, чем в ВСУ. С чем это связано? Я неоднократно слышала такие отрицательные сравнения.

– Я бы не сказал, что это отрицательное сравнение. Мы же выбираем, какую воду купить, хотя она почти идентична. Просто наше какое-то отношение отличается.

Мое отношение к Нацгвардии отличается тем, что с 2014 года я привозил инструкторов непосредственно в гостомельскую бригаду, которые обучали тактике ведения боя и тому подобное. То есть, я уже был инертно затянут в НГУ. Я очень классно общался со спецподразделением "Арес", которое было в Харькове. Это в принципе скелет "Омеги" сейчас.

Поэтому у меня уже было какое-то отношение к Нацгвардии, я видел, что ее строили уже по стандартам НАТО, чтобы она была более эффективной и надежной.

– Что входит в ваши обязанности сегодня?

– Спектр работы Центра достаточно большой. Если мы не находимся на линии боевого столкновения, несем все те же функции, которые были до полномасштабной войны. То есть, это антитеррор, защита государственности, задержание опасных, скажем так, элементов.

Частично общаюсь с вами (с журналистами - ред.) из-за того, что центр является секретной структурой, все сотрудники залегендованы.

– Что наиболее опасное вы выполняли по линии фронта или на других участках работы?

– Нужно понимать, что по линии фронта любая боевая задача опасна. Если ты на отдаленности одного километра, 500 метров или 10 километров, ты в зоне поражения артиллерии, FPV, в зоне поражения чего угодно. Любая задача может быть последней, предпоследней, с ранением.

Сейчас есть статическая линия, то есть никто на самом деле, скажем так, в тыл врага не выходит. Хотя, конечно, подразделения такие есть, частично они выходят, но уровень заминирования территории и стабильность линии разграничения не позволяет эффективно это делать.

Поэтому самое рисковое, что было, это, конечно, выезд из Авдеевки и в свое время в марте 2023 выезд из Бахмута. Тогда пришлось понервничать, потому что почти 60% выезжавшего даже в темноте транспорта уже были поражены.

– Вы так подчеркнули, что каждая задача может быть последней. Для себя вы это осознаете четко ли это фоновая мысль, скажем так?

– Нет таких мыслей. Ты просто выполняешь определенную работу и не думаешь о том, что сейчас там что-то… Мне повезло, пожалуй, больше, чем многим украинцам, присоединившихся к рядам обороны, потому что я был постепенно выставлен разным уровням угроз.

Если мы говорим о начале, это Киев, патрулирование города. К счастью, у меня не было ситуаций, когда мне пришлось применять стрелковое оружие в Киеве.

Потом ты начинаешь получать задачи - выезд на деоккупированные территории в Киевской области. Мы одни из первых выезжали на Гостомельский аэродром в конце марта. Там, к сожалению, была возможность видеть все, что люди видели на фотографиях, уровень разрушения, убийств и т. д.

Потом ты двигаешься дальше, попадаешь под первый обстрел, в первый стрелковый бой. То есть у меня это все было постепенно, и, возможно, поэтому мне повезло, что я к этому постепенно привык.

Теперь, отчитываюсь ли я, что могу погибнуть? Да. Каждый сотрудник Центра, каждый военный дает себе этот отчет, потому что иначе глупо там быть.

Страшно ли? Иногда да, но в большинстве своем ты выполняешь работу и не думаешь, что что-то может случиться.

– Какая ситуация сейчас по линии обороны? Какое настроение у военных?

– Мне сложно судить за всех военных. В общем тяжело, потому что людей не хватает, потому что их (россиян - ред.) огромная орда. Они прут, не беспокоясь, о том, что они погибают.

Когда-то моя логика была очень простой: когда определенное количество их погибших перевалит за какую-то цифру, они начнут задавать вопросы. Но выглядит так, что пока эта цифра не дошла. Мы наблюдали направление Горловки, там мы участвовали в поддержке 24-й бригады. Они эту позицию потеряли, затем ее нужно было зачистить и отбить.

Задача была выполнена, но мы там не укрепились. Однако мы постоянно эту позицию мониторили и, когда враг пытался зайти, мы его выбивали. За неделю суммарное количество потерь врага на одном участке составляло более 100 человек. Они по собственным трупам все равно отправляли следующих, чтобы окопаться, хотя с той позиции ничего не осталось.

У меня пока такое впечатление, что нам нужно работать, чтобы дойти до их технической массы. Потому что у них человек едет убивать "хохлов", он энергичен, хочет убивать. Через полгода он погибает, но этого времени хватает, чтобы энтузиазм еще не исчез. Пока эта цифра (количество погибших оккупантов - ред.) не приобрела тот критерий, который позволил бы им внутри задуматься.

Наша задача - это терять минимально людей.

Известный экс-теннисист служил в территориальной обороне Киева, Нацгвардии Украины, а сейчас - в ЦСО "А" СБУ (фото: Виталий Носач / РБК-Украина)

– Что думаете о новом законопроекте о мобилизации? Он может как-нибудь изменить ход этой войны?

– Я его не читал, потому не могу вам сказать. Знаю лишь то, что убрали статью о демобилизации, что недостаточно позитивно для тех, кто уже два года обороняет Украину.

Для меня уровень осведомленности людей сейчас достаточно высокий, а вот уровень морального качества определенных структур, отвечающих за то, чтобы страна двигалась, должен измениться. И я не говорю только о ветвях законотворческой власти.

Каждый день люди гибнут за то, чтобы у нас было время подготовиться, измениться и понять: это война, которую мы можем закончить либо победой, либо проигрышем, там нет нейтралитета.

Я думаю, что на самом деле все украинцы готовы защищать страну. Единственное, в чем проблема, они хотят понимать, что это равная история, что они, отдавая свой ресурс, теряя свою работу, делают это сознательно и что вокруг людей так же сознательно принимают решения.

– А как вы думаете, каждому нужно быть готовым воевать?

– Да. Минимально - это тактическая медицина. Сейчас уровень потребности людей в армии огромный, не обязательно брать винтовку и идти в окоп. Я же говорю: война меняется, и мы, к счастью, обороняемся разумнее. То есть мы понимаем, что у нас человеческие ресурсы меньше, их нужно беречь.

Чем больше ты научишься, пока у тебя есть время, тем больше у тебя шансов выжить, когда тебя мобилизуют, потому что у тебя уже будет определенный спектр навыков.

А когда ты приходишь, потому что получаешь повестку, и говоришь: "Я ничего не умею, научите меня", тебе дают винтовку и учат штурмовать окоп. И это тоже нужно.

Пехота - это то благодаря, почему наша линия фронта существует. Это очень тяжелая и рисковая работа, но для того чтобы эти парни имели шанс на жизнь, они должны быть периодически смененными. Здесь мы говорим не о том, чтобы они не погибли, погибнет кто-то другой, нет.

Когда ты находишься на позиции месяц или даже неделю в условиях мороза, твое боевое дежурство не такое, каким оно было бы, если бы ты менялся каждые три дня, потому что ты тупо замерзаешь. Тебе пофиг, идет ли кто-то, ты просто полуспишь.

Конечно, в таком состоянии когда на тебя идет враг, который только что приехал свежий, мы теряли людей и теряем. Здесь не о том, что их заменят, кто-нибудь другой погибнет. Их заменят, они восстановятся и таким образом будут качественнее выполняют свои задачи.

– Вы теряли близких людей на войне?

– Да.

– Как вы переживаете личные потери?

– Трудно. Я знаю, что некоторые не ходят на похороны, потому что это тяжело. Я понимаю людей, которые не ходят, потому что они несут руководящие должности, и они теряли многих. Это нелегкая история, она только придает ярости, ненависти.

Но это война, здесь не может не быть потерь.

– Вы видите сейчас "хороших русских"?

– Нет их. "Хорошие русские" с оружием сейчас в Украине воюют против всей сборной солянки (оккупационной армии РФ - ред).

"Хорошие русские", которые где-то там далеко говорят, ой как нехорошо, это лишь форма своей легализации за границей. И сейчас они продвигают истории, что есть русофобия, хотя они все ответственны за то, что сейчас происходит в Украине.

Даже если эти "хорошие" есть, то их количество настолько маленькое, что если мы начнем рассказывать, что они существуют, очень большое количество россиян, которые не так хороши, будут подлезать под эту квоту. Таким образом, мы их просто легализуем.

Возможно, это жестко, но у нас сотни тысяч погибших, раненых, искалеченных, миллионы беженцев, разрушенные семьи, и мы должны где-то показывать какую толерантность? Я против.

– Совсем скоро будут Олимпийские игры, и по последним новостям Россию туда допускают под нейтральным флагом. Что это значит и поможет ли российским спортсменам?

– Конечно, нейтральная история немного удручает их, но в целом ничего не меняет. Допуск российских спортсменов к Олимпиаде - это возможность легализации войны, возможность легализации режима Путина.

Когда представительница Белоруссии победила на больших теннисных соревнованиях, самопровозглашенный президент Белоруссии сказал, что все же знают, откуда она. Такую же риторику вела и она (речь идет об Арине Сабаленко - ред.)

Нейтральный статус - это очень комфортная зона для олимпийского комитета, потому что проверку критериев, которые они прописали под этот статус, возложили на плечи Украины фактически.

Когда Украина предоставляет доказательную базу (о причастности российских спортсменов к режиму Путина - ред.), у них есть какая-то юридическая компания, рассматривающая и в большинстве своем отвечающая, что этого недостаточно. То есть, условно недостаточно получать государственные награды, стоять на сцене с символикой войны в поддержку военных.

Это просто решение-алиби олимпийского комитета. И это очень досадно, потому что структура, которая должна выступать за равенство, выступает за то, чтобы страна, уничтожившая более 400 спортивных объектов на территории Украины, убила более 500 спортсменов, спокойно ехала на Олимпиаду.

И мы будем наблюдать абсурдные ситуации, когда наши спортсмены будут выступать против россиян. Причем там кто-то из родственников этого спортсмена непосредственно воюет, отправляет ракеты или, не дай Бог, убил кого-то из родственников этого спортсмена из Украины.

Это не отвечает никаким хартиям олимпийского движения.

К счастью, нас слышат граждане других стран, а их поддержка позволяет трансформировать ее в политическую поддержку, все же демократия у них работает.

Очень классно, что именно Министерство иностранных дел начало такие правильные месседжи по отношению к спортсменам, они немного вышли из своих критериев и пошли в направлении спорта.

Спорт - это действительно большая площадка, на которой можно правильные тезисы расставить. Это добавляет возможности влиять на определенные решения за границей, но МОК - это структура, которая зарабатывает огромные деньги.

Нам нужно было нашу стратегию формировать гораздо раньше, как мы хотим россиян не допустить на Олимпиаду. Наша позиция состоит из сантиментов, мы хотели указать именно на неравенство и абсурдность этого, а надо было с холодной головой судить на экономический аспект.

Если бы мы смогли как-то на нашу сторону перевести Олимпийские комитеты других государств, объединиться с ними и предложить им бойкот Олимпиады, таким образом Олимпийский комитет не поставил бы на весы допустить россиян или получить бойкот от европейских государств, потому что экономически это должно было бы разрушить эффект на всю систему Олимпийского комитета

За время своей спортивной карьеры Сергей Стаховский обыграл бывшую первую ракетку мира Роджера Федерера в 2013 году (фото: instagram.com/stako_s)

– Вы сейчас смотрите теннис?

– Смотрел матч сборной Украины против Румынии. К сожалению, неудачно мы выступили, хотя вели 2:0.

– А кого из наших и зарубежных теннисистов или теннисисток можете отметить? Кто вам сейчас больше всего нравится?

– У нас девушки очень мощные, все при этом. Свитолина, Ястремская, Костюк, Цуренко, Калинина, Снигур.

Девушки у нас качественные, они играют классно, они показывают возможность следующему поколению, что теннис - это перспективно. И они очень патриотично поддерживают наше государство за границей, это очень важная площадка, которую они используют.

Мне очень приятно, когда они классно выступают. В Австралии было рекордное количество украинок в 1/16, это в четвертом круге, рекордное количество украинок в основной сетке.

В условиях того, что наша страна в войне, большое количество детей не может заниматься спортом из-за финансовых условий родителей, разрушений инфраструктуры и т. д., нам нужно максимально поддерживать спортсменов, выступающих на самом высоком уровне, и молодых спортсменов, подходящих к этому уровню. За их спинами, возможно, будет большая бездна именно по наполнению молодых спортсменов.

– Почему в Украине теннисистки более успешны, чем мужчины в этом спорте?

– По-моему мнению, а оно здесь уже более профессиональное, девушки гораздо раньше раскрываются, раньше созревают и их потенциал гораздо раньше можно увидеть.

Профессиональная жизнь теннисисток, их карьера намного короче мужской. Женская карьера - это плюс-минус 10 лет, мужская - 20. Поэтому цикличность изменений девушек в топ 100 гораздо больше, чем у мужчин.

Я не представляю, как у девушки после рождения ребенка есть силы вернуться в профессиональный спорт. Это, мне кажется, просто нечто нереальное. Именно поэтому, я думаю, у девушек более короткие карьеры, потому что в какой-то момент им приходится выбирать либо продолжать карьеру, либо рожать ребенка.

Во втором случае ты выпадаешь где-то на два года, а за это время тело отвыкает от спорта. Я не могу представить, какие усилия девушки прилагают, чтобы после рождения ребенка вернуться в спорт.

У мужчин результата нужно ждать очень долго, и за это время ты не должен сломаться. Средний уровень у мужчин выше благодаря более длинной карьере. Человек, который, возможно, где-то в начале карьеры был не столь талантлив, благодаря опыту все-таки держится и потом молодежь, которая только появляется, обыгрывает на своем опыте.

– Вы хотели бы вернуться в теннис?

– Мой план был вернуться в пару в 2023 году, я брал для себя год отпуска, но, думаю, что, к сожалению, этот поезд уже уехал. Два года военного дела делают вещи, которые необратимы.

– В обществе есть определенная претензия к украинским футболистам из-за того, что они могут свободно выезжать за границу, играть в иностранных командах, но, откровенно говоря, не все играют в топовых командах. Верное ли это решение, как вы считаете?

– Мы все болеем, когда играет национальная сборная и когда они, выходя на Евро, обыграли Исландию. Для того чтобы в этой сборной были кадры, качественно соответствующие уровню футбола в мире, нам нужно, чтобы как можно больше наших футболистов играли за границей.

Чем больше их там будет, тем выше будет качество непосредственно футболистов в сборной и, если честно, тем выше будет качество футбола в Украине. Если клубы видят, что они воспитывают качественных игроков, которые удерживаются в Европе, они понимают, что это определенная модель введения бизнеса, потому что любой спорт - это коммерция. Украинские клубы будут ставить задачи, воспитывать и продавать, но за это время они тоже создают более качественный футбол в Украине.

Здесь вопрос очень общий, но у нас есть целое министерство, которое должно создавать и вести политику именно по спорту и не только по футболу. У нас есть множество других видов спорта, которым нужно давать достаточно времени и внимания.

– А какие виды спорта вы хотели бы, чтобы вышли на новый уровень?

– Я думаю, что у нас достаточно большое количество видов спорта должны получить признание, но здесь я даже сказал бы сквозь призму не только спорта, но сквозь призму спортсменов.

Я очень хотел бы, чтобы наши спортсмены, заслуживающие этого, получили признание и поддержку, чтобы люди в Украине знали об их существовании и знали их лица.

Это Магучих, чемпионка мира по прыжкам, та самая Левченко. У нас огромное количество спортсменов, которые выигрывают чемпионаты Европы, чемпионаты мира, и люди о них знают только две недели после получения медали. Это на самом деле ошибка медиа, журналистов, которые пишут статьи о том, что условно жена нападающего купила кольцо. Это не спорт, это не имеет никакого отношения к спорту.

У нас есть спортсмены, реально зубами выгрызающие результат, от имени нашей страны несут флаг, и мы о них ничего не знаем, и вы о них никогда не услышите, кроме того момента, когда они завоевали эту модель или в статистике.

Медиа должны изменить свое отношение к нашим спортсменам, и даже если эти статьи не читают, они все равно должны там быть, потому что этот человек этого заслуживает.

За границей человека, получившего медаль на олимпиаде, все знают в лицо. Он оказывает определенное влияние и на последующие поколения, и на ведение спортивной политики.

В Украине влияют только футболисты, а к ним много вопросов. И не потому, что они футболисты, просто из-за их уровня осведомленности в целом. Если они не играли за границей, он реально сильно отличается от других спортсменов.

Сергей Стаховский, Элина Свитолина и Андрей Шевченко рассказывали о войне в Украине и собирали средства для ВСУ на международной арене (фото: instagram.com/stako_s)

– У нас также есть боксеры, к которым есть много вопросов.

– Уже этих вопросов гораздо меньше.

– О ком вы сейчас говорите?

– Я буду говорить только об одном из них, об Александре (Усике - ред.). Мне кажется, что этот человек почувствовал изменения 2022 года, пытается понять и поддержать государство. Мне как человеку это очень импонирует.

Если его выступлений до этого я не смотрел, потому что он мне как человек вообще не резонировал, то здесь я даже готов на это посмотреть, потому что я вижу, что человек изменился.

– В предыдущих интервью вы рассказывали о семье, но достаточно мало. Тогда вы не хотели говорить детям, что находитесь на войне. Сказали ли им об этом сейчас?

– Они знают, да, но я им говорю, что это работа. Детальнее пока нет, потому что все-таки они еще достаточно маленькие. Просто я с ними о математике войны не очень общался.

Они знают, что Украина воюет с Россией; знают, что папа там где-то работает, появляется у них в телефоне в военной форме, но общего понятия, что я делаю, я не говорил.

– Вы тоже расстались со своей женой Анфисой, которая по национальности россиянка. Ваш развод произошел на фоне разных политических взглядов?

– Я бы сказал, что определенные решения, которые я принял, ускорили произошедшее. Но если честно семейную историю, я не очень хотел бы развивать.

Семья Сергея Стаховского (фото: instagram.com/stako_s)

– Чем бы вы хотели заниматься после завершения войны?

– Я бы все-таки хотел вернуться в виноделие. Это то, что меня наполняло. Это очень сложный, но очень яркий процесс.

Это проект, который двигается очень медленно и создается на очень длинную перспективу. Я очень хотел создать что-то, что я смогу оставить своим детям и чтобы когда-нибудь они открывали бутылки вина, при том что меня уже нет.

– Как вы вообще пришли к этому?

– Как слепой к деньгам, знаете. На самом деле мне просто удалось попасть в культовую винодельческую среду Бордо. Клуб, который я представлял на клубном чемпионате Франции, находится в Бордо и половина его членов являются членами этого клуба.

Я попал туда, имея нулевой опыт, что такое вино. Все, что у меня есть и вся моя влюбленность в винную историю, происходит именно оттуда.

– Скажете несколько слов нашим читателям и зрителям?

– Я призываю их готовиться. Это будет очень классно, если война закончится быстро, но мы должны рассчитывать, что она будет долгой. Я хочу поблагодарить всех, кто уже присоединился к Силам обороны за то, что они делают; каждой семье, потерявшей близкого за то, что они родили или воспитали защитника.

Да и просто любить наше государство, нашу Украину. Потому что если мы ее не будем любить, ее никто не будет любить.

Сергей Стаховський: "Любите нашу Украину. Если мы этого не будем делать, никто не будет ее любит" (фото: Виталий Носач / РБК-Украина)