С первых дней великой войны актер театра, кино и дубляжа Дмитрий Линартович ушел в ТРО и защищал Киевскую область от врага. Потом воевал в составе десантно-штурмового подразделения ВСУ на юге и востоке Украины.
Актер когда-то стал известным благодаря роли в фильме "Той, що пройшов крізь вогонь". Теперь он известен еще и тем, что прошел Бахмут, херсонское направление и чудом выжил в Соледаре после тяжелого ранения в голову.
Сейчас бывший военный с позывным "Світ" активно участвует в культурных мероприятиях в поддержку армии, выступает перед волонтерами и молодежью, пишет стихи и песни о нашей борьбе против российского оккупанта.
О своем боевом опыте в Соледаре и Бахмуте, о "философии" российской армии, украинских звездах-предателях и трусливых российских артистах, а также о будущем украинского кинематографа и расцвете украинской нации Дмитрий Линартович рассказывает в большом интервью РБК-Украина.
Ниже сокращенная текстовая версия разговора с Дмитрием Линартовичем. Полное интервью смотрите на YouTube-канале РБК-Украина.
– Были ли вы готовы к большой войне и как именно она для вас началась?
– Я никогда не готовлюсь к каким-то сверхсобытиям. Уйдя в ТРО оборонять Киев и расчищать окрестности столицы, я жил здесь и сейчас. Так ты не забегаешь вперед, а принимаешь ту позицию, которая необходима именно сейчас. Многие мои побратимы знали, что будет великая война и готовили средства для выживания и для противодействия врагу.
– Вы были мобилизованы в 2016 году и задействованы в зоне АТО. Отличалась ли армия тогда и сейчас?
– Раньше не было такого большого количества техники. Сейчас нам заокеанский друг передает много оружия и из Европы идет поток, чтобы мы могли просто защитить свою землю. Сейчас гораздо больше оснащения. Сюда приезжают канадцы, европейцы и удивляются, как мы здесь в таких условиях можем сдерживать оккупанта.
То, что я видел в Бахмуте, Соледаре и на херсонском направлении, оснащение растет. Большое спасибо волонтерам, которые помогают нам и предоставляют материальную базу.
– В январе вы получили тяжелое ранение в Соледаре. Наверное, вся страна видела, как вас эвакуировали - соответствующее видео распространил наш главнокомандующий Залужный. А как вы сейчас чувствуете себя?
– Тогда в Соледаре нас взяли уже в окружение, нам на помощь пришла молодая бригада. Меня тяжело ранили. Сразу была оказана медицинская помощь еще в красной зоне. А уж оттуда мы каким-то чудом вырвались в Краматорск, а потом уже - в больницу Мечникова в Днепр.
В реанимационном отделении провел не менее 5 дней. Из мозга достали обломок. Теперь меня по шраму узнают. Я был благодарным медсестрам за их заботу, читал им свои стихи...
– То есть у вас было вдохновение творить даже на фронте?
– Та часть мозга, которая отвечает за творчество уцелела… После ранения, заглянув в лицо смерти, я по-новому начал жить, произошла переоценка. Сейчас я очень жажду свободу и это так же сказывается на моем свободомыслии и творчестве. Оно стало более объемным. Я чувственнее, органичнее стал воспринимать некоторые вещи.
– Вы были в Бахмуте, что может сказать о ситуации с городом сейчас? Его оккупанты уже уничтожили, но почему не оставляют попыток его захватить?
– Все просто - отдай хищнику мизинец, он тебе откусит по ключицу руку.
Конечно, там уже очень много павших ребят, но если мы отдадим этот плацдарм, то следующим будет Краматорск, а тогда следующий город и так запросто могут дойти до центра. А нам некуда отступать. Мы на своей, Богом данной, земле. Да, это большой ценой для нас дается, но нам нужна только победа.
– Гражданским очень трудно представить, что происходит на фронте. Вы были разведчиком, как проходили ваши дни? Бывало ли вам страшно и как овладевали эмоциями?
– Страх был, потому что он заложен у нас на первоначальном уровне. Но ты его преодолеваешь за счет движения. Когда штурмовал в Бахмуте, то уловил кураж, а если где-то немного заколеблешься, то идет блокада чувств.
У нас был небольшой коллектив - 27-30 душ. Мы спасались юмором. Постоянно были в движении, это очень помогало. А еще помогали стержень, самообладание и то, что рядом собрались такие же люди, близкие по духу. У нас были короткие горячие бои - по 10-15 мин. Мы постоянно не были в напряжении.
– Часто от военных можно услышать, что на фронте есть только черное и белое. Там главное выжить и выполнить боевое задание. А вот гражданская жизнь многогранная и бывшим воинам трудно к ней адаптироваться. Как вы возвращаетесь к мирной жизни?
– В гражданской жизни, если у тебя есть дело, ты можешь отложить его на завтра. А на фронте, если у тебя летит снаряд, ты хватаешься за жизнь и контр действуешь соответственно.
Быть военным, это совершенно иной образ жизни, и я его принял. Когда вернулся с фронта, мне нужно было учиться жить. Сначала я был с военными вибрациями, у меня была раздражительность. Я сразу резко реагировал на любой раздражитель. Особенно если какая-то там несправедливость была. Но со временем я начал ставать "более светлым".
Стал общаться с друзьями. Мне повезло, потому что мы с побратимом оказались в одном реабилитационном отделении, и мы выговорились. Имел сильную поддержку от разных людей. И я потихоньку "стаю человеком".
Сейчас я занимаюсь творчеством, диски выдал. Люди говорят, что более сердечно начал исполнять песни.
– На востоке вы наверное пересекались с местным населением. Остались ли сейчас в Донецкой области еще "любители русского мира"? Как нам их перетащить на свою сторону?
- В Бахмуте имели случай, когда были на боевом задании, по нас стреляли, прилеты шли, а тут к нам бежит местный мужчина с чайником в руке и говорит мне: "Чай, кофе будешь?"
А в Бахмуте вода - большой дефицит, там уже нет ни света, ни инфраструктуры, там люди черпают воду из лужи или из сомнительных водоемов.
Еще был другой мужчина, который разжег костер, чтобы нас согреть, когда мы с ребятами замерзли, как собаки. Одна женщина нам вещи стирала - а там одежда из целого свода была в грязи и крови.
Или когда ехали из Бахмута, то ребята стояли с плакатами "Чай для ВСУ". И на шахтах такие подфактуренные желто-голубые флаги висели, на автобусных остановках баллончиками написано "Слава Украине, Слава ВСУ".
А вот в Соледаре мы с побратимом бежали из промзоны, по нас стреляли, забрасывали уже чем угодно, а тут из одного дома женщина приоткрывает дверь и говорит: "Вы нам жить не даете". Мы не стали разводить морально-воспитательный час, потому что пули уже свистели над нами. И мы только на нее взглянули, ухмыльнулись и побежали дальше.
Поэтому все очень по-разному. Украина вообще вертепная страна. Я думаю, что наше дело говорить об Украине, украинских людях, а человек уже сам определится и выберет этот путь. Сейчас наша нация учится по-настоящему становиться украинцами. Это очень важно.
– Недавно российский добровольческий корпус и легион "Свобода России", который в составе ВСУ, вошел на территорию Белгородской области, чтобы освободить ее от власти Кремля. Как мы можем расценивать эти процессы? Не перестанет ли Запад нам помогать, потому что подумает, что мы пошли в наступление на Россию?
– Нам начнут еще больше помогать при одном условии - если мы будем побеждать. Модель человечества так построена, что тебя уважают за то, когда ты что-то умеешь и делаешь по-настоящему. Весь земной шар наблюдает за Украиной, они видят, что украинцы сильны духом, что мы большими потерями удерживаем и отбиваем территории, поэтому они готовы нам помогать.
Московиты загоняют свое стадо сюда и оно разрослось. Я вообще не знаю, как их комитет матерей еще не бьет в колокола. Они с абсолютным безразличием пользуются старыми своими нарративами, что женщины еще нарожают.
Вот в Соледаре первыми шли ублюдки. Они немотивированы, боятся, трясутся в этой московитской одежде, позади идет такая лжекриминальная московитская эстетика и в ней есть что-то такое наглое, то, к чему привыкли московиты. И молодежь не может отступить, потому что их контролирет криминал. А какой у них разговор - это маты, пьянство, невежество. А когда им становится страшно, этот криминал разворачивается назад, а их 3-я линия просто расстреливает.
Это нация, которая сама себя пожирает. И, конечно, что для них это будет проигрыш, фиаско. У нас только в консолидации и сплоченности сила, рано или поздно это все кончится нашей победой.
– У многих украинцев понятие обеды и включает в себя разные формулировки. Для некоторых - это выход на границы 1991 года. Для других - распад современной России. А какое ваше видение победы?
– Мы видим, что они уже уезжают и сеется паника. Некоторые участки они сливают и просто уходят. Они же думали взять нас навалом, это ордынцы, это их тактика и манера. Как шакалы действуют. И они будут сливать территории в дальнейшем. Единственное, что до победы очень далеко. И это не только бряцание оружия и даже не потери московитов или не полное их падение, как нации...
Дело еще и в нашем украинском сознании, вернемся ли мы к своей архаичности, чтобы был украинский язык, культура и традиции. Чтобы украинец, который только родился, из садика говорил по-украински. Надо популяризировать своих народных героев - Котигорошка, Вернигору, богатырей из Киевской Руси. Эти вещи нужно поднимать, потому что одним оружием ничего не будет. Физически - да, а морально и духовно?
– Многих украинцев беспокоит вопрос, нормально ли идти в кино или театр в относительно мирном городе, когда за несколько сотен километров у нас идут такие горячие бои? Как это воспринимают военные?
– Если мы будем деморализованы, люди не будут ходить в театры, не будут встречаться, не будут гулять, а будут бояться, тогда все - мы проиграли. Напротив, нужно жить здесь и сейчас, нужно наслаждаться жизнью. Неизвестно, что будет завтра.
– Есть очень досадная ситуация, что некоторые наши артисты остались в РФ и молчат о войне против Украины. Как воспринимать их?
– Артисты, которые находятся у московитов и делают вид, что ничего не видят - это предатели, манкурты, предатели. Я не знаю, как можно прожить всю свою жизнь в страхе. Это какая-то неполноценность, всего бояться. Мне кажется, что лучше быть вольнодумным в системе правил, законов, конституций, а не быть таким бесхарактерным вихрем.
– А почему российские артисты молчат об агрессии против Украины?
– Творческие московиты не имеют свободы голоса. Это их беда. А если нация будет без элиты, то нация обречена на полный крах и фиаско.
Не надо забывать, что московиты чипированные империей. Мы уже воюем с московитами более 400 лет, это не то, что сейчас созрела современная российско-украинская война, Майдан в 2014 году, революции - нет, борьба длится более 400 лет.
Украинское общество никогда не простит и не забудет расчлененных детей, изнасилованных жен, убитых мужчин и людей почтенного возраста...
Московитский мир ужасен, безразличен от закомплексованности. И беда в том, что они думают, что украинцы такие же, как и они. Это абсолютный абсурд.
– Не может ли случиться так, что через 5-10 лет после победы россияне снова будут приезжать сюда и выступать?
– Если российский артист приезжает сюда и здесь его принимает украинец, то он на самом деле "чухраинец" - это предатель. Ибо как можно простить стадо, которое приходит на Киевскую Русь и начинает ножом детей резать, или брать их в плен, где их насилуют. Это нелюдь. Поэтому те, кто приглашают сюда выступать россиян, они тоже зло.
– За период войны вы вероятно встретили не одну героическую личность, есть ли прототип украинского воина, которого вы хотели бы воплотить на экране?
– Очень много таких людей. Расскажу о командире своего развед-свода с позывным "Полтава". Это очень знаковый человек. У него был сплав мужества и доброты. Он всегда подходил к военнослужащим и спрашивал, как у них дела. Никогда не был за спинами других, шел со всеми вперед, спал в таких же условиях и брал оружие в руки.
В Соледаре он получил тяжелое ранение, ему посекло часть живота. Первая операция прошла хорошо, а вот вторую он не выдержал. Светлая ему память...
И таких героических людей я встретил множество. Видел военного, которого ранили, его бинтуют, а он рвется еще в бой со словами: "Я еще могу воевать".
– Каким вы хотели бы видеть украинский кинематограф после победы?
– До тех пор пока наши режиссеры не поймут, что надо снимать фильмы на украинском языке, ничего хорошего и толкового для Украины не будет. Кино должно обязательно нести украинский характер, показывать нашу ментальность, отношения, а не только черноту, как некоторые режиссеры снимают.
Должно быть поэтическое кино. Надо снимать какие-то социально-бытовые вещи, об отношениях, семье, восстановлении страны. Надо прикасаться к военной драме. Но не так, что взяли на экране актера расстреляли, он упал возле стенки и лужа крови. Этого уже много.
Надо работать с материями, что человек переживает в этот момент. Чтобы эти истории убаюкивали, чтобы у них была человечность. Это великое искусство.
Надо показывать больше самодостаточных людей. И на этой войне я вижу очень много таких личностей, стремящихся к победе. Благодаря этому мы и стоим.
Нужно снимать фильмы о волонтерах и о детях, поющих гимн, чтобы собрать деньги на армию. Это должно быть наше кино, чтобы туда была вложена человечность и мысль, что добро имеет кулаки. Нам нужны серьезные и философские кинокартины.
– Чем вы сейчас занимаетесь и какие творческие планы?
– Уже киносценаристы звонят и говорят, что хотят меня снять в кинолентах. Очень многое даю словопение. Недавно посетил целые военные центры, выступал среди саперов, минометчиков и разных родов войск. Пою в волонтерских цехах и, конечно, прихожу с концертами в школу к молодежи.
Читайте также наше большое интервью с Маси Найемом о менталитете россиян, философии войны, изменениях в украинской армии, отношении украинцев к раненым военным и будущей политике Украины.