О реабилитации после потери конечностей, проблемах инклюзивности в Киеве и стране в целом, а также об обществе в тыловых городах РБК-Украина рассказал общественный деятель и военный Олег Симороз.
Киевский активист Олег Симороз пошел в ряды украинской армии в начале полномасштабного вторжения. Чтобы защитить родной город от вражеского нашествия, он взял в руки оружие и рискнул самым ценным – своей жизнью.
Затем была Донетчина, где Симороз наехал на противотанковую мину и потерял обе ноги. Недавно он был выписан из больницы после первого этапа лечения и реабилитации. В разговоре с изданием Симороз говорит об отсутствии государственной программы реабилитации военных и много критикует местные власти. Дальше – главное из беседы.
Полное интервью смотрите ниже на YouTube-канале РБК-Украина.
Меня в Киеве знали как общественного активиста. Когда произошло большое вторжение, мне казалось, что важно остаться в городе и показать, что мы будем бороться. Потому я принял такое решение. Потом встретился с отцом в очереди в военкомат.
Воевал на Киевском направлении. Лежал под обстрелами в первый день. Утром получил оружие, в обед уже лежал под обстрелами. После этой кампании, в начале осени, мы отправились на восток. Были у населенного пункта Кременная. И так получилось, что 20 октября в ходе выполнения боевой задачи я наехал на противотанковую мину. Я считаю, что мне повезло. Это была ампутация конечностей, перелом рук, контузия, сотрясение головного мозга.
Помню, как утром выбирали с ребятами, кто поедет. Я настаивал, чтобы я поехал, потому что днем раньше там был. Мы поехали. И потом из того, что помню – пропадает картинка. Приходишь в себя с сильной болью. Помню, как вытекает кровь. Я понимал, что умираю. Не было сил что-либо делать. Ребята повылетали, получили контузию, заняли круговую оборону, потому что нас могли атаковать. Потом бросились ко мне, оказали помощь. До ближайшего стабилизационного пункта было 20 километров. Ехал эвакуационный транспорт 81 бригады ДШВ, они меня забрали.
Там оказали помощь. Затем последовала эвакуация в Краматорск, а впоследствии Днепр, госпиталь имени Мечникова. Там я пришел в себя.
Этот день воспринимаю как второй день рождения. Иногда хочется подумать, что могло быть что-то лучшее. Но глобально, это не самое плохое, что могло произойти. Была большая вероятность, что мог погибнуть.
11 месяцев был на больничной койке. Впоследствии возник вопрос реабилитации, и там уже появились первые звоночки. Врачи сказали, что некуда отправлять на реабилитацию в Украине. В государственные или коммунальные учреждения. Вроде бы нет условий, где бы с моими ранениями было нормально. Меня забрало частное заведение. Клиника "Оберег". Это происходит на бесплатной основе, но государственная реабилитация не имеет никакого отношения.
Я так негативно реагирую только потому, что таких заведений нет до сих пор. А сколько налогов на это уходит. О чем мы говорим? Мы не говорим о нанотехнологиях. Гораздо труднее создать завод по изготовлению БПЛА, дальнобойной артиллерии, ракетный завод. У нас людей учат, у нас есть специалисты, реабилитологи. Нет просто видения и желания. Я так бурно реагирую на командование Медицинских сил, потому что это все должно исходить от них. Я хочу не чтоб родители мне помогали, а специалисты. Командующая медицинскими силами этого не понимает. У них не подготовлены заведения по реабилитации военных.
Вторая история с протезированием. Эти протезы, которые вы видите, это британское колено, американская стопа. Это по государственной программе. 800 тысяч гривен за два колена. Это хорошие коленные модули. У меня самая тяжелая ампутация. Но для того, чтобы вернуться к активной жизни, нужен протез с электронным коленным модулем. Он стоит около 5 млн. гривен. Мои друзья совершили сбор и закрыли его. Хорошо, что есть этот протез, но давайте чтобы и реабилитация была. Сделайте для нас условия.
Я видел на реабилитации очень тяжелых ребят. Это ранение головного, спинного мозга. Там не стоит вопрос о полноценном восстановлении. Сейчас они на реабилитации, им помогают. Но дальше что с ними делать, не знают. Дальше родителям намекают: "Это ваш ребенок". И так не должно быть.
Мне больно смотреть, как деньги тратятся на мостовую, на реконструкцию, открывают стадионы. Когда эти ребята вернутся домой и будут обузой для всех.
Мы видим, что происходит в мирных городах. Вспомним расследование Михаила Ткача. Влияет ли это на моральное состояние военных? Влияет. И сейчас мы не о высоких материях: типа клиник, реабилитации военных. Извините, соблюдение закона, правил. И когда я вижу, когда наши ребята калеками становятся, а футболисты гуляют свою лучшую жизнь. Потом полиция улыбается: "А мы не знаем, что с этим делать. У нас нет полномочий". Это все влияет. Да, мы воевали для того, чтобы гражданское население жило нормальной жизнью. Но будьте людьми.
Ты брал в руки оружие, чтобы город мог жить, но во что это превратилось. Я знаю, что многие военные и не хотят возвращаться в такую "красоту". Они закрываются дома. И здесь проблема не в ПТСР, это проблема общества и чиновников.
Могли бы мы подискутировать на эту тему, если бы было о чем. Нет инклюзивности в Украине. Нет инклюзивности в Киеве. Я киевлянин и отправился защищать Киев. Но в Киеве нет инклюзивности. Киев с высокими брусчатками, заборами. Я даже из подъезда не могу выйти, помогают друзья. В центр города без помощи друзей не смогу попасть. Взять мэра и его заместителя и посадить на инвалидное кресло, пусть попробует поездить по городу.
Инклюзивность – это нанотехнологии? Это опущенные брусчатки, нормальная ровная дорога, но комплексно и системно повсюду. Почему? Потому что я по-другому буду просто дома сидеть. Это все должен делать городской департамент. Но вы думаете, может быть, что написана программа для развития города с таким учетом? Нет.
Вы сейчас со мной говорите, а таких людей, как я, здесь, в этом городе, нет. Нас нет. Люди на ногах существуют, а мы – нет. Я знаю, что многие потерявшие конечности военные сидят дома.
Эта коррупция уже достала. Раньше коррупция мешала развитию города. Сейчас коррупция – это смерть. И это отбрасывает назад, это рабство.