Европейский суд по правам человека является одним из ключевых в контексте привлечения России к ответственности за совершенные против украинцев преступления. В то же время, в Суде есть ряд дел и против самой Украины. Как проходит рассмотрение этих дел, какие решения уже приняты судом и каких ждать в ближайшее время – в интервью РБК-Украина рассказал судья ЕСПЧ от Украины Николай Гнатовский.
Содержание
Привлечь Россию к ответственности за совершенные преступления – это одна из ключевых задач для Украины на международной арене. Еще с 2014 года, а тем более после начала полномасштабного вторжения, украинские юристы подали целый ряд исков против страны-агрессора в Международный криминальный суд и Европейский суд по правам человека. Эти дела важны не только в плане наказания России, но и как основание для более активных действий со стороны союзников Украины.
"Решения ЕСПЧ способствуют созданию юридической базы, без которой европейские государства далеко не пойдут. Но когда они имеют эту основу, они гораздо увереннее чувствуют себя. И они всегда могут своим оппонентам отвечать: "Мы так действуем, потому что необходимо восстановить международное право, а его нарушение констатировано компетентным международным судом, в данном случае – ЕСПЧ", - рассказывает в интервью РБК-Украина судья Европейского суда по правам человека от Украины Николай Гнатовский.
До назначения судьей ЕСПЧ он был президентом Европейского комитета по предотвращению пыток, также работал экспертом по правам человека в проектах Совета Европы, ООН и ОБСЕ.
Наряду с прогрессом по искам против России, в самой Украине остается целый ряд устаревших, сугубо внутренних проблем, связанных с нарушением прав человека. Что в этом плане изменила война, какие новые дела могут появиться против Украины в ЕСПЧ и как продвигаются иски против России – все это Николай Гнатовский рассказывает в интервью РБК-Украина.
– Недавно Верховная Рада приняла закон о запрете РПЦ. Есть ли здесь риски в плане исков в ЕСПЧ со стороны представителей этой церкви?
– Мне трудно комментировать риски, потому что ясно, что многое будет зависеть от практического применения нового законодательства, и тем более у меня нет возможности оценивать его, так сказать, абстрактно. Надо посмотреть на практике, что это значит. Безусловно, в этом первая и решающая роль, вероятно, будет принадлежать украинским судам. Если проблемы останутся после того, как украинские суды эти вопросы будут решать, тогда наступит черед Европейского суда по правам человека. Поэтому на этом этапе рано что-либо говорить.
Но могу сказать, что в принципе вопросы такого рода, которые поступают из Украины, не являются новыми для ЕСПЧ. Очень известный прецедент в свое время был создан и имеет значение не только для украинской практики, но и вообще в Европе считается важным. Это решение ЕСПЧ еще в 2007 году по делу "Свято-Михайловский приход против Украины", где речь шла об отказе компетентных органов власти регистрировать изменения в устав религиозной общины, которая переходила из Московского в Киевский патриархат.
И там очень много ценной информации. По-моему, ЕСПЧ формулировал относительно границ государственного вмешательства в деятельность религиозных организаций и тех критериев, которыми он в принципе будет руководствоваться в таких случаях. И в этом деле, и в ряде других дел дал очень много указаний, и специалисты их знают. Я надеюсь, что они учитывают их, когда принимают как законодательные решения, так и решения, связанные с дальнейшим использованием этого законодательства на практике.
– Есть ли уже дела по искам РПЦ?
– Пока коммуницированных дел на эту тему я не знаю. Есть жалобы, связанные с разного рода спорами внутри общин. Опять-таки возникают вопросы о переходах конкретной общины от одной церковной юрисдикции к другой, какие-то имущественные вопросы. Такое иногда возникает.
– А как насчет тех исков, в которых фигурирует Россия своими действиями на оккупированных территориях, в частности, относительно Крыма?
– Все, что касается действий Российской Федерации на территории Украины, это предмет рассмотрения в ЕСПЧ на двух уровнях.
Есть межгосударственные жалобы и, соответственно, межгосударственные дела. Вот вы упомянули Крым: решение по существу заявленных Украиной жалоб по Крыму было уже постановлено Большой Палатой, то есть самой большой и важнейшей судебной формацией ЕСПЧ, 25 июня этого года.
И там, среди прочего, фигурирует административная практика вмешательств в права, гарантированные статьей 9 Конвенции, то есть в свободу религии. В частности, речь идет об административной практике преследования религиозных лидеров, не принадлежащих к русской православной церкви, разного рода нападениям на религиозные учреждения, конфискации религиозной собственности и так далее.
В этом отношении суд нашел, что была такая административная практика со стороны Российской Федерации, соответственно практика, противоречащая Конвенции (о защите прав человека и основополагающих свобод - ред.). А большое межгосударственное дело "Украина и Нидерланды против Российской Федерации", как вы знаете, сейчас как раз на этапе рассмотрения по существу. Слушания состоялись и суд работает над обсуждением дальнейших шагов, в частности, решения по сути по этому делу.
Заседание ЕСПЧ (фото: Getty Images)
И есть второй уровень, это индивидуальные заявления, которых действительно много. Они с разрешением межгосударственных дел также, соответственно, будут решаться быстрее, так как в межгосударственных делах суд отвечает на вопросы существования или несуществования той или иной административной практики. По итогам межгосударственных заявлений суду легче ориентироваться и решать вопросы индивидуальных заявителей. Хотя я не гарантирую, что все вопросы, возникающие у индивидуальных заявителей, охватываются этими межгосударственными делами. Всегда могут быть какие-то уникальные вопросы, требующие более тщательного пересмотра ЕСПЧ.
– То есть межгосударственные дела – это такой своего рода прецедент для индивидуальных дел?
– Да, потому что когда государство подает межгосударственную жалобу по статье 33 Европейской конвенции по правам человека, оно жалуется не на нарушение своих прав, а на нарушение прав людей и негосударственных организаций. И государство для них и выступает неким адвокатом. И когда ЕСПЧ, отвечает, что действительно, есть такая системная практика нарушения, ясно, что это важный прецедент и ориентир для решения индивидуальных жалоб.
– А что касается тех дел, которые подают граждане Украины против государства Украина? Какая здесь динамика?
– Ясно, что был большой спад с количеством жалоб, которые подают украинцы против собственного государства, с началом широкомасштабного вторжения – по вполне понятным причинам. Пока этот поток восстановился в целом, то есть он достиг примерно, я бы сказал, процентов восьмидесяти от этого количества жалоб, которые регулярно подавались украинцами против Украины до широкомасштабного вторжения.
Ну, если посмотреть, сколько территорий государства оккупировано, то так более-менее получается. Так что, в принципе, уровень сравним, скажем так.
Уменьшилось в определенной степени общее количество жалоб, которые находятся на рассмотрении против Украины. На сегодняшний день примерно 7800, тогда как два года назад было где-то 10500.
Сегодня более 50% дел, которые есть против Украины, из тех 7800, они касаются собственно войны и всего, что связано с войной. Причем это не только события 2022 года. Это и события еще с 2014 года. Много дел было, то, что называется, поставлено на паузу в ожидании решений Большой Палаты ЕСПЧ. Как мы уже говорили, прецеденты должны быть соответствующие.
А остальные жалобы достаточно традиционны. Жалобы против Украины, как я неоднократно говорил, типичны, если не трафаретны. Они связаны с тем, что у нас в государстве есть нерешенные проблемы функционирования правовой системы. И люди на них жалуются.
ЕСПЧ по этому поводу высказывался уже десятки и даже сотни раз по каждой из этих проблем. Соответственно, он вынужден продолжать это делать, но в таком, знаете, максимально сокращенном формате.
– А сейчас принимают ли ЕСПЧ реалии страны, которая находится в военном состоянии и имеет соответствующие ограничения прав человека?
– Безусловно. Каждое дело рассматривается с учетом тех обстоятельств, в которых оно разворачивается. Поэтому ясно, что в той мере, в какой это имеет значение для конкретной ситуации, это принимается во внимание. Если вы имеете в виду заявление Украины об отступлении от некоторых обязательств по Европейской Конвенции по правам человека, так называемая дерогация по статье 15 Конвенции, то на сегодняшний день нет ни одного дела, рассмотренного ЕСПЧ, в котором эта дерогация повлияла на результат рассмотрения дела.
До этого времени такой потребности не было. Это не значит, что ее и не будет, это не значит, что она вообще не будет учитываться. По каждому конкретному делу суд будет смотреть на это.
– У нас есть практика, когда мы осуждаем коллаборантов или наводчиков выпускать их под залог. Их защита, пока идет заседание по мере пресечения, ссылается на практику ЕСПЧ в этом случае. Как вы думаете, как воспринимает ЕСПЧ, если мы в этих случаях не пользуемся его практикой?
– Я не могу обобщать, и это было бы очень неправильно: где-то, может быть, и игнорируют, а где-то и не игнорируют. Практика по статье 5 Конвенции в отношении Украины классическая, абсолютно хорошо известная, она учтена на самом деле в УПК Украины 2012 года, который построен ввиду практики суда в значительной степени.
Другое дело, как он выполняется, но опять-таки это смотрим по каждому конкретному делу. И Верховный Суд соответствующие правовые позиции формулирует с учетом практики ЕСПЧ, и, собственно, это и украинский закон обязывает делать.
Заключение под стражу как мера пресечения по логике Европейской конвенции по правам человека является мерой крайней, когда нельзя этого не сделать в интересах, соответственно, расследования уголовного дела и так далее. Каждое решение должно быть обоснованным. В этом смысле требования пункта 3 статьи 5 конвенции жесткие.
В Украине всегда была системная проблема с несоблюдением этих требований. Она уменьшилась со временем, если смотреть прямо на статистику. Но это не означает, что она исчезла, соответствующие подходы, они в ЕСПЧ выработаны и будут продолжать применяться. Причины следует всегда давать, обосновывать каждый просмотр, каждое продление содержания под стражей. С каждым новым просмотром оно все сложнее для обоснования, потому что каждый раз нужно объяснять, ну а теперь почему человек должен оставаться под стражей?
Здесь есть момент, который очень трудно традиционно дается для понимания обществом, хотя все юристы его знают. В общественном сознании есть смешивание наказания за преступление, вина в совершении которого доказана судом, с мерой пресечения, в которой лицо только подозревается и вину которой еще предстоит доказать.
Поэтому когда преступление особенно возмущает наши эмоции, – а таких преступлений много, их стало еще больше с войной, – то естественная реакция перейти к стадии наказания без суда, без доказательства вины. А так нельзя. И поэтому в каждом конкретном деле необходимо обосновывать, почему человек должен оставаться под стражей в ожидании приговора.
Также, наверное, и я это добавлю уже не столько как судья, а как человек, много работавший с местами несвободы в Европе: ресурс мест, пригодных для содержания под стражей, ограничен.
Это также задача государства ответственно относиться к его использованию. То есть резервировать эти места для тех, кто реально там должен находиться: иначе их пребывание на свободе исключит возможность расследования дела, поставит ли под угрозу свидетелей или может бежать. Есть известные причины. Это должно оцениваться реально и в каждый момент, когда оно пересматривается. Просто всех в следственный изолятор отправить – это абсолютно бесперспективная история.
Плюс, не забывайте, что в Украине есть еще и системная проблема с условиями содержания под стражей, с условиями в следственных изоляторах. У нас есть невыполненное пилотное решение против Украины по делу "Сукачев против Украины". Насколько я могу видеть по статистике жалоб, поступающих именно на условия в местах содержания под стражей, ситуация не выглядит так, что улучшается.
Условия заключения – это статья 3 Конвенции, это вопрос достоинства человека. И на этот счет компромиссов нет в Европе. Кому-то возможно хочется, чтоб они были, но их нет и не будет.
И есть вопросы даже очень прагматические для Украины. Известно, что есть государства, которые пока имеют, скажем так, практику не удовлетворять просьбу Украины об экстрадиции подозреваемых в очень серьезных преступлениях людей. В частности, ссылаются на то, что их в Украине отправят в СИЗО, где плохая ситуация, а европейское государство не имеет права допустить, чтобы кого отправили в заведомо бесчеловечные условия.
– А относительно выполнения дел, которые выиграли, в частности, граждане Украины против государства Украина. Есть ли здесь какие-нибудь данные, насколько они выполняются с государством?
– Прежде всего, такую оговорку должен сделать, что Европейская конвенция по правам человека очень четко разграничивает функцию Суда, который решает дело, и функцию Комитета министров Совета Европы, присматривающего за выполнением этих решений. То есть вопрос выполнения решений – вопрос не Суда, а Комитета министров. И поэтому вся информация, которая у меня есть по этому поводу, она не эксклюзивна – это публичная доступная информация комитета министров Совета Европы с их веб-сайта.
Выполнение происходит на нескольких уровнях. Есть очень примитивный уровень выполнения: вот ЕСПЧ присудил некую сумму компенсации, то, что называется по Европейской конвенции по правам человека, по статье 41, справедливой сатисфакции. Вот определенная сумма, вот ее выплатили.
Это один уровень. Значит ли это, что исполнено решение? Очень часто совсем этого не значит. Хотя это необходимое требование и необходимое условие для исполнения. Потому что каждое решение может предусматривать как индивидуальные меры с исполнением, то есть непосредственно изменение ситуации заявителя, решение вопроса заявителя, которое у него возникло и перевело его к обращению в Страсбург.
И второй аспект – это общие меры. Что нужно тоже понять: вся эта страсбургская система, Европейский суд по правам человека, комитет министров Совета Европы, занимающийся исполнением решений, они имеют функцию дополнения национальных органов, субсидиарную функцию. Они не могут заменить собой нормальное функционирование государственных судов, государственной исполнительной службы, например, и всей системы юстиции страны.
То есть задача страсбургских органов – помочь государству наладить систему так, чтобы оно работало без необходимости обращаться в Страсбург. И потому не может просто Страсбург тысячи и тысячи раз повторять одно и то же. Ну, хорошо, государство будет платить какие-то суммы, но проблема не будет решаться. Это не удовлетворительно.
Николай Гнатовский во время работы в Европейском комитете по предотвращению наказаний (фото: Facebook Николая Гнатовского)
Я еще не говорю, что выплачиваемые деньги с точки зрения государственного бюджета эти расходы – чистая потеря, чистый убыток. То есть они не идут на улучшение ситуации, они не решают, скажем, вопрос улучшения функционирования судов, улучшения условий содержания под стражей, любых других инфраструктурных вопросов и т.д.
Сказать, что это большие деньги? Я смотрел сайт Комитета министров и их отчет за прошлый год. То есть примерно 2 миллиона евро из государственного бюджета. Деньги вроде и очень большие, но в масштабах всего государства – трудно сказать. Но ведь вопрос не в этом.
Это ведь не вопрос о том, что вместо решения проблем от них можно откупиться. Это вопрос о том, ради чего Украина вообще принимает в этом участие. Чтобы оплатить эти штрафы, мелкие или не мелкие – уже какие есть? Нет, это для того, чтобы государство лучше функционировало, действительно соблюдало права человека. И потому роль Страсбурга (где находится ЕСПЧ и штаб-квартира Совета Европы – ред.) – показать, где есть ресурс для улучшения, что нужно исправить. Вот с этим у нас традиционно проблемы.
– Недавно Украина ратифицировала Римский статут Международного уголовного суда. Что в принципе это меняет для нас в отношении международных судов против России?
– Меняет не так много, скажем так. С точки зрения органа, где я работаю, это ничего не меняет – потому что это совсем другое учреждение с другими функциями. Надо смотреть с точки зрения собственно международного уголовного правосудия, которое в Украине чрезвычайно востребовано, потому что ясно, что украинское общество вполне естественно хочет справедливости, хочет наказания для тех, кто совершал преступления против международного права на территории Украины и в отношении украинцев. В этом смысле ратификация дает Украине дополнительные возможности для сотрудничества с Международным уголовным судом.
Речь идет о возможности участвовать в голосовании и влиянии на повестку дня в Ассамблее государств-участников Римского статута. Это орган, по сути, задающий вектор развития всей системы международного уголовного правосудия. Раньше у Украины такой возможности не было.
Процессуальные права для государства добавились благодаря ратификации. Украина может передавать ситуацию на рассмотрение Международного уголовного суда. Пока она не участвовала в Римском уставе, она не могла этого делать. И даже в ситуации с широкомасштабным вторжением в 2022 году Украина оставалась в чисто пассивной позиции просителя. Чтобы Международный уголовный суд этим срочно занимался, с соответствующим требованием обратились 43 государства, участвовавших в Римском уставе. Украины среди них не было.
Кроме того, морально это несколько улучшило ситуацию для украинской дипломатии. Ведь Украина желает правосудия. И наше государство публично и, думаю, непублично спрашивают: "так почему тогда не участвуете в международном уголовном правосудии полноценно?" То есть Украина согласилась на юрисдикцию Международного уголовного суда еще в 2015 году, но не было ответа на вопрос, "а почему вы собственно активно не хотите участвовать в этом? Почему Украина избрала позицию объекта, а не субъекта по отношению к Международному уголовного суда? В чем ваша проблема?" Никто не мог понять, потому что рациональных объяснений не было никогда.
С ратификацией будет больше оснований, чтобы украинцев брали на работу в секретариат (канцелярию) Международного уголовного суда. Когда-то, может, и судью от Украины могут выбрать, хоть это и непросто. Судей 18, государств-участников – 124. Разумеется, конкуренция незаурядная.
Кроме того, Украина декларирует желание участвовать в развитии международного права. Украина понимает, что, к сожалению, не хватило тех гарантий, которые были в международном праве, для того, чтобы предотвратить агрессию Российской Федерации в том числе и широкомасштабное нападение 2022 года.
Как выглядят слушания в Международном суде ООН (фото: Getty Images)
В марте 2022 года Украина предложила отреагировать на широкомасштабное нападение созданием специального трибунала по поводу преступления агрессии. А государства, скептически относящиеся к этой идее, говорят: "Как вы можете такое предлагать, если вы даже к Римскому статуту не присоединились?". Более 120 государств присоединились, а вы почему-то нет. Украину спрашивали: "какое у вас моральное право предлагать другие органы дополнительно к Международному уголовному суду, если вы в нем не участвуете"?
В конце концов, это известно еще из соглашения об ассоциации с Европейским Союзом, я не говорю уже о нынешнем этапе, когда речь идет о кандидатстве в члены Европейского Союза, что есть обязательство Украины ратифицировать Римский устав, взятый перед ЕС и перед отдельными государствами. Важные двусторонние договоры безопасности, которые Украина подписала, тоже содержат это обязательство. Потому понятно, что этот шаг нужно было сделать.
– А вот ситуация с Путиным, здесь в принципе что-то можно сделать и выйти из этого тупика? Когда практически невозможно выполнить ордер на арест.
– Я не могу сказать, что его (ордер – ред.) невозможно выполнить. Есть факт, что он приехал в государство-участник Римского статута (Монголию – ред.), которое юридически было обязано его арестовать и передать в Гаагу. Никто не спорит, что такое обязательство было. Это государство само, мне кажется, не спорит. Они всерьез говорят, что "ну да, а как же мы можем, если мы от них зависим".
То есть аргументы, мягко говоря, не правовые. Это досадно. Это означает, что есть нарушения со стороны этого государства. Она за него обязательно понесет какую-либо ответственность. Но она считает, что ей эта ответственность дешевле обойдется, чем правомерный ответ на проблему.
Но, ну ладно, нашлось одно такое государство, оно явно поступило неправильно. Но это не значит, что этого обязательства нет у других. И мы пока не видим путешествий соответствующего персонажа по всему миру. Ну вот смог съездить в Монголию. Очень гордится по этому поводу…
– А в случае с ЕСПЧ какими могут быть способы добиться хотя бы частичного исполнения решений против руководства России? В частности, по делам рядовых украинцев против РФ?
– В ЕСПЧ идет речь только об ответственности государств. ЕСПЧ по большому счету отвечает на один вопрос: соблюдало ли государство свои обязательства по Европейской конвенции по правам человека. Но из ответа на этот вопрос есть много разных последствий.
Я уже говорил, что вопросы решения дел, по которым суд имеет юрисдикцию и вопросы их выполнения, они разведены в конвенции. Но какие бы ни были немедленные перспективы выполнения этих решений, это прежде всего прекращение противоправной деятельности и гарантии ее неповторения. Ответственность предусматривает реституцию, то есть восстановление состояния, существовавшего перед нарушением, выплату соответствующих компенсаций и так далее. Это все тоже не требует международного права за нарушение обязательств.
Так вот, несмотря на то, насколько быстра эта перспектива, хотя она всегда будет юридически существовать.
Мы находимся в Европе, наши основные союзники – европейцы. Так называемые "западные державы" в широком смысле слова. Государства, в которых существует верховенство права и утверждают, что они, собственно, руководствуются верховенством права. Они принимают решение о том, поддерживать ли Украину, как поддерживать Украину, какие предпринимать действия.
И когда есть соответствующие решения Европейского суда по правам человека, то для них это юридическая основа для принятия решений о поддержке Украины, о военной поддержке Украины, как мне кажется. Хотя непосредственно ЕСПЧ об этом не говорит, но это основа.
Государства, например, принимают решения, связанные с замораживанием и арестом российских активов и использованием их для поддержки Украины. Решения ЕСПЧ способствуют созданию юридической базы, без которой европейские государства далеко не уйдут.
Но когда они имеют эту основу, они гораздо увереннее чувствуют себя. И они всегда могут своим оппонентам отвечать: "Мы так действуем, потому что необходимо восстановить международное право, а его нарушение констатировано компетентным международным судом, в данном случае – ЕСПЧ".
– Давайте поговорим о межгосударственных делах. ЕСПЧ недавно подтвердил, что в 2014 году российские войска были в Крыму и на Донбассе. Как этот факт нам помогает и может ли ускорить рассмотрение других дел, касающихся российской агрессии?
– Международные дела, ЕСПЧ, как правило, рассматриваются по нескольким этапам. Первый этап – приемлемость, второй этап – жалобы по существу, и третий еще бывает этап, связанный с определением суммы так называемой справедливой сатисфакции, то есть финансовые моменты.
Уже на этапе решений о приемлемости этих жалоб, после первого этапа, в "крымском" деле, и во втором большом деле, которое касалось востока Украины, и к которому также приобщили жалобу о событиях 2022 года, там действительно были установлены важные факты, в частности, с какого момента были русские войска и так далее.
Это наиболее определяющие параметры для рассмотрения индивидуальных жалоб, которые безусловно очень ускорятся в следующий период. Начавшийся уже период.
– Если говорить вообще о деле "Украина и Нидерланды против России" в ЕСПЧ. На каком она этапе?
– Последнее событие – это 12 июня этого года. Состоялись слушания, на которых отсутствовало государство-ответчик, но присутствовали государства, обратившиеся в ЕСПЧ, а именно Украина и Нидерланды.
Они заявляли свои требования и отвечали на вопросы судей. 26 других государств-участников Совета Европы, вошедших в это дело как третьи стороны. Их представители также присутствовали и тоже обсуждали с судом соответствующие правовые позиции, отвечали на вопросы, делали заявления. Была общая позиция 26 государств. Затем с отдельными позициями решили выступить Великобритания и Польша, Судьи начали обсуждение. Как в украинских судах говорят, перешли в совещательную комнату. То есть обсуждение того, каким должно быть решение по этому делу по существу, оно продолжается. И будем надеяться, что в максимально разумные сроки будет это решение, по сути.
Понятно, что речь идет об огромной работе, огромном объеме доказательств и материалов, очень сложных юридических вопросах. И потому это не то решение, которое можно принять в формате Большой палаты из 17 судей ЕСПЧ в очень короткое время.
Но я хотел бы быть оптимистом и думаю, что достаточно оперативно суд может это решение принять. Это будут сотни и сотни страниц, это будет действительно решение, которое будет иметь не только юридический, а я бы сказал исторический вес.
– Относительно "крымского" дела. 25 июня ЕСПЧ вынес окончательное решение в иске "Украины против РФ" в отношении Крыма и установил многочисленные нарушения Россией прав человека на оккупированном полуострове. Какая практическая польза от такого решения? И что дальше?
– Для суда следующая задача – это индивидуальные жалобы. Их многие сотни, они уже коммуницированы в Российскую Федерацию. Соответственно, тот суд обязан дать им (России – ред.) время их прокомментировать, будут ли они это делать или нет, это уже их дело. Вот и дальше уже суд будет переходить к их решению.
Плюс, "крымское" дело еще будет иметь на межгосударственном уровне, с большой вероятностью третий этап – решение вопроса по статье 41 конвенции, то есть вопрос справедливой сатисфакции, финансовый вопрос. Потому что ЕСПЧ постановил в решении по существу, этому июньскому, что вопрос 41-й статьи не готов к тому, чтобы его рассмотреть вместе с сутью дела. Там нужно считать и я понимаю, что считать, скажем прямо, непросто.
– То есть это тоже может затянуться?
– Международное правосудие в целом медленное. Это проблема, разумеется. Никому это не нравится. ЕСПЧ по сравнению с тем, как он ранее рассматривал межгосударственные дела, эти дела рассматривает значительно интенсивнее, так как руководство суда в свое время очень четко выразило позицию, какая собственно позиция пленарного заседания суда еще весной 2022 года, что рассмотрение таких дел – это приоритетный вопрос для всего так называемого европейского публичного порядка. То есть, для Европы это приоритет.