Сергей Николайчук: Потребности Украины в деньгах для быстрого восстановления на 2023 год выросли

В Национальном банке Украины надеются, что существенной коррекции фиксированного курса доллара не потребуется, а следующим шагом станет переход к плавающему курсу. Об этом в интервью РБК-Украина заявил заместитель главы правления НБУ Сергей Николайчук.

Он также рассказал, как новости с фронта отражаются на валютном рынке, может ли быть пересмотрен бюджет, из-за чего потребности в деньгах на восстановление возрастут и как будут меняться валютные резервы страны.

– Недавно мы закончили первый раунд переговоров с МВФ. Скоро должен начаться второй. Когда может быть уже финальный документ о начале новой мониторинговой программы? И можно ли считать результат договоренности об этой программе успешным, учитывая, что она не предполагает финансирования?

– У нас в октябре завершилась миссия в Вене, но переговоры и дискуссии на техническом и экспертном уровне продолжались постоянно. И сейчас мы приближаемся к началу новой миссии МВФ (интервью состоялось 10 ноября, миссия начала работу 11 ноября, - ред.), результатом которой должна стать договоренность на уровне персонала по этой мониторинговой программе. Собственно, это должно стать положительным результатом.

Мониторинговая программа должна заложить основу нашей макроэкономической политики и фундамент для получения финансирования от других международных партнеров. А также эта мониторинговая программа должна стать переходным мостиком к полноценной программе с МВФ, которая будет предусматривать предоставление финансирования.

– На первом раунде переговоров акценты делались на макропоказателях и бюджете. Какие темы будут центральными во втором раунде?

– Эта миссия предполагает согласование параметров программы. Мы должны согласовать количественные критерии и в отношении бюджетных показателей, и показателей международных резервов, и монетарных показателей. А также обсудить те политики, которые будут заложены в меморандум, который будут выполнять украинские власти для обеспечения макроэкономической устойчивости в ближайшие месяцы и годы.

– МВФ во время этой программы будет отслеживать ряд параметров. Какие именно? Стандартные для программ, которые были раньше, или какие-то другие?

– Это будут количественные параметры, показатели эффективности – они будут похожи на те, которые Украина традиционно имела в программах stand-by и в программах расширенного финансирования.

– Какие ожидания по поводу сроков перехода к новой полноценной кредитной программе?

– Мы надеемся, что первый пересмотр этой мониторинговой программы в начале следующего года станет основой дискуссии по запуску полноценной программы с финансированием.

– Раньше мы ожидали 15-17 млрд долларов от МВФ. Сохраняются ли такие ожидания сейчас?

– Это те параметры, о которых мы можем говорить в рамках запуска программы расширенного финансирования с теми метриками, которые являются стандартными для стран, поддерживаемых МВФ.

На мой взгляд, сейчас говорить об объемах финансирования от МВФ не столь важно. Нам важнее, чтобы программа дала нашим другим международным партнерам определенный уровень доверия, комфорта и позволила привлекать от них гораздо большие суммы, необходимые в том числе для того, чтобы получить 38 млрд долларов, которые заложены в бюджет в виде внешнего финансирования.

– Финансовый "Рамштайн" , о котором недавно говорил президент Зеленский – это на уровне идеи, или есть уже какие-то наработки по этому поводу и видение реальной перспективы? Сумма была названа достаточно большая – 17 млрд долларов.

– Речь идет о плане быстрого восстановления, который является частью общей программы восстановления экономики Украины. И, собственно, эти 17 млрд, на которые вы ссылаетесь, как раз и нужны для быстрого восстановления в течение 2023 года. Это финансирование, необходимое для восстановления объектов социальной инфраструктуры, больниц, школ, жизненно важной транспортной, энергетической инфраструктуры.

Но должен сказать, что эти оценки были сделаны летом, и после последних атак на энергетическую инфраструктуру, я думаю, что наши потребности в быстром восстановлении уже больше и должны быть переоценены.

Что касается реалистичности полученных дополнительных к бюджетной поддержки средств от наших международных партнеров, то здесь у нас есть прогресс. Летом состоялась конференция в Лугано, а недавно и в Берлине, и уже ощущается большая готовность наших партнеров участвовать в восстановлении украинской экономики, а не только в бюджетной поддержке.

И сейчас Офис президента и правительство активно работают над запуском соответствующего фонда, который будет наполняться средствами от доноров. В управлении такого фонда предполагается активное участие наших международных партнеров, что должно обеспечить им необходимый уровень комфорта в том, чтобы эти средства были эффективно использованы на первоочередные нужды украинцев.

– По поводу бюджета в следующем году. Насколько он реалистичен? Не придется ли, как говорится, "включать печатный станок", чтобы проводить допэмиссию?

– Бюджет в следующем году – это бюджет военного времени. Понятно, что он базируется на макроэкономическом прогнозе, характеризующемся достаточно высоким уровнем неопределенности. Так же оценки доходов и расходов, которые нужно будет проводить, тоже являются объектом огромной неопределенности.

Я предполагаю, что в следующем году нужно будет вносить ряд корректив в этот бюджет. Пока что несомненным позитивом является то, что он предусматривает отказ от эмиссионного финансирования. И, по нашему мнению, совместные усилия Министерства финансов, Национального банка, других органов власти позволят реализовать этот амбициозный план за счет привлечения внешних ресурсов и восстановления внутреннего долгового рынка.

– То есть внеплановых эмиссий пока ждать оснований нет?

– Это точно не планируется утвержденным парламентом бюджетом и не предусматривается, учитывая экспертные дискуссии, которые сейчас ведутся в рамках переговоров с МВФ на уровне Национального банка и Министерства финансов.

– В этом году не всегда было понимание между НБУ и Минфином по поводу выпуска ОВГЗ. Почему были разногласия и найдено ли уже компромиссное решение?

– В целом, вопрос координации монетарной и фискальной политики всегда был сложным для большинства стран мира, несмотря на различия в уровне их развития, специфику указанной политики в разных странах. Особенно актуален он тогда, когда нужно бороться с ускорением инфляции из-за повышения ставок центральным банком, а для правительства на фоне увеличения долгов в предыдущие годы это означает увеличение расходов на обслуживание долгов и усложнение задачи фискальной консолидации.

Сейчас это типичная ситуация для многих стран мира, а для Украины эффекты на инфляцию и бюджет были мультиплицированы войной, и это, разумеется, еще больше усложняет задачу поиска оптимального решения или компромисса.

Однако, по нашему совместному с Министерством финансов убеждению, на самом деле сегодня в Украине есть общая цель макроэкономической политики, которая включает фискальную и монетарную составляющую, – это обеспечение макроэкономической устойчивости, что есть хоть и недостаточной, но необходимой предпосылкой для минимизации ухудшения благосостояния граждан из-за войны и для дальнейшего обновления экономики.

Поэтому мы ожидаем, что сможем построить с Минфином конструктивные взаимоотношения на основе этого общего мандата с сохранением уважения к индивидуальному мандату каждого из институтов. С миссией МВФ уже нарабатываются решения, позволяющие реанимировать привлечение средств в значительных объемах Министерством финансов на первичном рынке. Национальный банк тоже активно вовлекается в этот процесс.

– Исходя из последних данных на ноябрь, подтверждается ли макропрогноз по этому году, который вы готовили весной?

– Тот прогноз, который мы делали весной, учитывая огромный уровень неопределенности для экономики в условиях войны, оказался удивительно точным.

Приведу пример. Мы весной ожидали, что ВВП сократится на треть, многие организации ожидали сокращения ВВП в текущем году на 45%. Наши текущие оценки – это падение на 32%, так что в этом плане весенний прогноз был достаточно точен.

То же можно сказать и по другим показателям. К примеру, по эмиссии для поддержки бюджета и критических расходов правительства. Еще весной наши общие с Минфином оценки показывали, что нам потребуется около 400 млрд гривен монетарной эмиссии. И мы видим, что с высокой вероятностью выходим именно на эту цифру.

– На конец года?

– Да, по результатам года. У нас сегодня (на 10.11) выкуп ОВГЗ Национальным банком составляет 340 млрд гривен, и мы ожидаем, что в ноябре-декабре будем придерживаться нашего стандартного темпа в 30 млрд гривен монетарной эмиссии в месяц.

– А по инфляции прогноз не оправдался.

– Действительно, по инфляции результат оказался несколько хуже. Мы ожидали, что инфляция будет чуть выше 20% в этом году, но эффекты войны оказались глубже из-за разрушения производственных мощностей, усложнения транспортной логистики, влияния на глобальные цены, энергоносители и продовольственные товары. И сейчас мы ожидаем, что в этом году инфляция будет около 30%.

– Учитывая все остающиеся риски, можно ли сказать, что в следующем году реальность, если не совпадет, то будет близка к прогнозам?

– Наши цифры базового сценария прогноза всегда отражают вероятное развитие событий с нашей точки зрения. Но следующий год, как и этот, тоже объект огромной неопределенности. И мы в своих прогнозах подчеркиваем это нашими веерными графиками, показывающими вероятностные распределения будущей динамики основных макроэкономических показателей. И, собственно, ширина этих веерных графиков наших текущих прогнозов намного больше, чем была в довоенное время.

Но мы опять же, базируя наши политики на базовых сценариях, на оценке рисков для этих сценариев, надеемся, что в большей степени будут реализовываться положительные риски, и наоборот, те негативные риски, к которым мы также готовимся, не будут реализованы.

– Уровень инфляции по итогам этого года будет достаточно высоким – 30%. Какие методы ее сдерживания были эффективны? Вряд ли монетарные методы оказали максимальный эффект. Я думаю, это было не на первом месте. За счет чего удалось сдерживать инфляцию?

– В первый же день войны мы изменили наш подход к проведению монетарной политики. Мы отлично понимали, что использование стандартных методов для мирного времени, таких как процентная политика, не будет слишком эффективным. Поэтому мы зафиксировали обменный курс гривны к доллару США, использовали наши интервенции для этой фиксации, ввели ряд валютных ограничений для того, чтобы минимизировать использование интервенций и сохранить международные резервы.

Только после того, как мы увидели, что население, бизнес и экономика постепенно адаптировались к первому шоку и начали восстанавливаться рыночные основы принятия экономических решений, в начале июня мы реанимировали использование монетарного инструментария. Мы повысили учетную ставку, начали прикручивать поддержку ликвидности для банковской системы, учитывая ее высокий уровень и в целом надлежащее состояние банковской системы, несмотря на вызовы войны.

Собственно, этот набор монетарных и немонетарных мер дает нам основания говорить, что, несмотря на ускорение инфляции во время войны, этот процесс остается контролируемым.

– Нацбанк прогнозировал, что учетная ставка в 25% продержится до II квартала 2024 года. Такие ожидания сохранились? И не ожидается ли увеличение инфляционных рисков, что может привести к увеличению ставки? Мли можно ждать снижения этих рисков, и ставка сможет пойти на снижение?

– В своем октябрьском макроэкономическом прогнозе, детали которого раскрыты в Инфляционном отчете, мы подтвердили эту прогнозную траекторию учетной ставки. Мы ожидаем, что она будет держаться на уровне 25% до II квартала 2024 года и после этого мы начнем ее снижать.

Но как всегда мы даем объяснение, что это прогноз, а не обязательство Национального банка, и мы готовы менять наши решения и будущую траекторию ставки в зависимости от того, как будут реализовываться те или иные предположения нашего прогноза.

Также октябрьский прогноз содержит смещенную вверх оценку рисков для нашего прогноза ставки: мы подчеркиваем, что на прогнозном горизонте преобладают риски ускорения инфляции и повышения процентной ставки. И в случае реализации этих рисков, мы готовы повышать ставку и применять дополнительные меры для сохранения ценовой и финансовой стабильности даже в условиях войны.

Однако также мы видим, что в случае реализации положительных рисков, на что мы очень надеемся, у нас будет возможность быстрее переходить к смягчению монетарной политики.

– Сейчас цены на зерно, энерготовары снижаются. Как это снижает инфляционные риски?

– Да, еще летом мы ожидали снижения цен на продовольственные товары и энергоносители с тех пиковых уровней, которые были обусловлены, прежде всего, эффектами войны. С началом работы зернового коридора мы наблюдали снижение цен на пшеницу, кукурузу, масличные товары. Сейчас мы ожидаем, что эта тенденция постепенного снижения цен на мировых рынках сырьевых товаров продолжится, в первую очередь она будет обусловлена вялым ростом мировой экономики на фоне ограниченного наращивания предложения.

Один из важных факторов нашего макроэкономического прогноза, особенно прогноза инфляции, – это именно то, что цены на энергоносители и продовольственные товары будут постепенно снижаться в течение следующих кварталов.

– Планирует ли Нацбанк до конца года и в следующем наращивать резервы, есть ли риск сокращения или балансировки на каком-то одном уровне?

– До конца этого года мы ожидаем дополнительное повышение резервов с текущего уровня 25,2 млрд долларов США до 26 млрд долларов США в результате получения запланированных средств, прежде всего, от Европейского Союза и Соединенных Штатов.

А в следующем году прогнозируем незначительное снижение, поскольку закладываем в наши прогнозы достаточно консервативные ожидания по поводу поступления международной помощи – менее 38 млрд долларов США, заложенные в бюджет следующего года.

Но даже этот прогноз позволит нам удерживать уровень резервов сверх минимально необходимого уровня, сохранять присутствие Национального банка на валютном рынке, обеспечивать устойчивость курсовых и инфляционных процессов.

– В следующем году, несмотря на проведенную реструктуризацию, выплаты по внешним долгам остались достаточно высокими. Их еще можно будет реструктурировать?

– Если брать исключительно государственный сектор, то в 2023 году общие валютные выплаты составят 6 млрд долларов США. Из них большая часть – 4,3 млрд – это валютные выплаты правительства, а еще почти 2 млрд – это погашение Национальным банком кредита перед МВФ. Если мы говорим о выплатах правительства, то из них 1,7 млрд – это выплаты по валютным ОВГЗ. То есть у нас фактически по внешнему долгу правительство должно выплатить около 2,6 млрд долларов США.

И это, прежде всего, выплаты перед МВФ, по проектным кредитам Всемирного банка, перед другими международными финансовыми организациями, международными партнерами. То есть эти выплаты не предусматривают выплат перед частными кредиторами. Поэтому там реструктурировать нечего.

– НБУ с 5 ноября прекратил рефинансирование банков из-за избытка средств. Почему возник этот излишек?

– Я хотел бы подчеркнуть, что мы отказались только от бланкового рефинансирования, то есть того, что не предполагает предоставление залога. Это была исключительная мера, которую Национальный банк ввел в начале войны для того, чтобы поддержать банковскую систему в момент чрезвычайного стресса.

Стандартное рефинансирование – овернайт, краткосрочное под залог – оно остается в инструментарии НБУ и банки могут спокойно им воспользоваться при наличии соответствующего залога.

Если говорить о том, почему мы приостановили бланковое рефинансирование, то, во-первых, это связано с рекордным уровнем ликвидности банковской системы. На сегодняшний день объемы депсертификатов на балансе банков превышают 300 млрд гривен, поэтому особой потребности в этом инструменте мы не видим.

И во-вторых, что следует из первого фактора, потребность банков в рефинансировании является сверхнизкой, о чем, в частности, свидетельствует трехкратное снижение задолженности платежеспособных банков по кредитам рефинансирования и во многих случаях досрочное погашение банками своих кредитов.

– Сейчас наблюдается рост дефицита внешней торговли. Насколько долго это может длиться и когда тенденция изменится?

– У нас объективно из-за войны очень сильно сократился экспорт. Налаживание новых транспортных коридоров происходит, но не позволяет полностью компенсировать ту логистику, которая была до войны. Плюс произошло масштабное разрушение производственных мощностей, прежде всего, в металлургическом секторе. При этом потребность экономики как в потребительских товарах, так и в средствах производства для восстановления постоянно растет после того, как население и бизнес пришли в себя после первого шока войны.

Это объективные факторы, которые дополняются еще и тем, что значительная часть населения Украины находится за пределами страны, и расходы этих мигрантов учитываются как импорт по статье "путешествия" в нашем платежном балансе. Собственно, это те факторы, которые обуславливают расширение дефицита внешней торговли.

Мы ожидаем, что этот процесс будет продолжаться до конца этого года и в первой половине следующего, после чего достигнет пика и дефицит начнет постепенно сокращаться в результате восстановления экспортных возможностей и снижения рисков безопасности.

– То есть я верно понимаю, что дефицит может увеличиваться до середины следующего года?

– Да.

– На каком уровне сейчас поступление средств от украинцев из-за границы? И нет ли снижения, что может означать переориентацию экономической активности на другие страны?

– У нас за 9 месяцев этого года денежные переводы из-за границы сократились всего на 4% и составили почти 10 млрд долларов США. Они остаются одним из важнейших факторов формирования профицита текущего счета в этом году. При этом самое большое снижение переводов наблюдалось в марте-апреле, а уже в последние месяцы мы видим даже немного большие объемы, чем в прошлом году.

Этому способствует постепенное трудоустройство украинцев за границей. Это касается и трудовых мигрантов, ранее работавших за границей на регулярной основе, а также наших граждан, вынужденных покинуть страну после полномасштабного вторжения России.

– Учитывая объемы поступлений денег от ЕС, не увеличивается ли роль евро на рынке Украины?

– Да, конечно, это объективный процесс, который происходит. Если до войны у нас доллар превалировал прежде всего в расчетах за сырьевые товары, то с началом войны логистические сложности и разрушение производственных мощностей в определенной степени снизили удельный вес сырья в экспорте. Плюс транспортные потоки через границу с Европой только усилились. Это привело к тому, что если, например, в 2021 году удельный вес евро в расчетах за экспорт товаров составил лишь 26%, то во втором квартале этого года он вырос до 44%.

Также мы видим, что, учитывая большое количество наших мигрантов в странах Европы, ощутимо увеличился спрос на наличный евро со стороны населения.

– НБУ несколько ослабил ограничения на валютном рынке за последние месяцы. Планируется ли дальше продолжать этот процесс?

– Мы постоянно с начала войны меняли постановление №18, регулирующее вопросы валютных ограничений. Делали это 36 раз и я уверен, что и дальше будем уточнять валютные ограничения и ограничения на трансграничные переводы.

При этом наша общая цель сохранить макрофинансовую стабильность и защитить международные резервы остается неизменной.

В то же время мы прекрасно понимаем, что эти валютные ограничения определенным образом усложняют жизнь бизнесу и населению, и мы постоянно их меняем, чтобы облегчить возможности в тех случаях, когда угрозы для масштабного оттока капитала относительно малы.

– Отказ от фиксированного курса – это краткосрочная или долгосрочная перспектива?

– Я думаю, что мы будем базировать наши действия не столько на временных границах, сколько на оценке необходимых макроэкономических предпосылок для этого. Собственно, так мы поступали после кризиса 2014-2015 годов. То есть когда мы будем видеть большую сбалансированность на валютном рынке и будем чувствовать себя в достаточном комфорте, мы, конечно, будем возвращаться к плавающему обменному курсу. Мы хотим сделать этот переход достаточно управляемым для того, чтобы не вызвать дополнительных шоковых явлений для экономики, бизнеса и населения.

Также мы будем действовать и с валютными ограничениями. Я предполагаю, что по мере улучшения ситуации на валютном рынке и по мере снижения рисков безопасности, мы будем постепенно отпускать те ограничения, которые будут иметь меньший риск вызвать отток капитала и неблагоприятные события на нашем валютном рынке.

– Можно ожидать, что в первом квартале следующего года курс не изменится?

– Мы никогда не даем прогнозы по обменному курсу. Пока мы нашу политику базируем на фиксации обменного курса гривны к доллару. Как я уже сказал, если мы будем видеть улучшение ситуации на валютном рынке и возможность его балансировки при значительно меньшем участии Национального банка, мы будем постепенно переходить к плавающему обменному курсу, учитывая все преимущества и риски такого перехода.

В то же время, я надеюсь, что мы избежим необходимости делать еще одну коррекцию обменного курса вроде той, что мы сделали в конце июля этого года.

– Как психологические факторы сейчас влияют на валютный рынок? Условно говоря, меняется ли спрос на валюту в зависимости от позитивных или негативных новостей с фронта?

– В какой-то степени такой эффект мы видим, но я бы сказал, что на сегодняшний день он не является определяющим. К примеру, последние атаки на энергетическую инфраструктуру, которые происходили с середины октября, совпали с укреплением обменного курса на наличном рынке и со значительным уменьшением интервенций НБУ для поддержки фиксированного обменного курса на межбанковском рынке. Поэтому мы видим и совершенно обратные корреляции.

– На что рассчитывал Нацбанк, когда вводил инструмент гривневого депозита с привязкой к курсу доллара? Какой на них сейчас спрос?

– Мы рассчитывали, что этот инструмент станет одним из важных элементов для того, чтобы поддержать стабильность на валютном наличном рынке. Сейчас после первых недель применения этого инструмента мы в принципе довольны теми объемами, которые мы видим. Рост депозитов по этому инструменту происходит на уровне около 2 млн долларов в день.

Но мы прекрасно понимаем, что спрос на этот инструмент будет прежде всего генерироваться тогда, когда у нас будут ухудшаться настроения на наличном рынке и, соответственно, будет увеличиваться разница между наличным курсом и официальным.

И как раз по сути это будет контрбалансирующий элемент, потому что рост спроса на этот инструмент в такие времена будет отвлекать с рынка ту гривну, которая могла бы пойти на покупку наличной валюты.

В последние недели, которые характеризовались прежде всего укреплением гривни на наличном рынке, спрос на этот инструмент не был столь велик. В общем, идеология этого инструмента предполагает именно контрбалансирующую роль.

– Курс доллара на прошлой неделе немного укрепился и стабилизировался. С чем это связано и возможно ли ожидать укрепления к рождественским праздникам?

– Заметное укрепление наличного курса произошло в течение октября, в то же время в ноябре скорее следует говорить о его стабилизации.

Главная причина укрепления наличного курса в октябре – решение логистических проблем с доставкой наличной валюты в кассы банков. Эту проблему удалось преодолеть, в том числе благодаря проведению Национальным банком операций по подкреплению наличных касс банков. Ведь проблема у банков была только с физическим наличием наличной валюты, в то же время безналичной валюты у банков было и есть предостаточно.

Что касается перспективы до конца года, то, как я уже говорил, Национальный банк не дает публичных прогнозов динамики курса, в том числе и в наличном сегменте. Но, что можно сказать точно, Национальный банк будет стараться не допускать значительного спреда между наличным и безналичным курсом. А последний, как известно, привязан к официальному курсу, корректировать который Национальный банк, по крайней мере, сейчас не планирует.

– Что вы можете ответить на вопрос, как лучше сохранить сбережения от инфляции?

– Вкладывать их в поддержку Вооруженных сил Украины. На сегодняшний день это наиболее эффективная инвестиция, которая позволит сохранить территориальную целостность Украины, экономику и сохранить сбережения.

Самые большие риски для нашего благосостояния и в целом для нашего выживания сегодня – это не макроэкономические или экономические риски, а риски, которые находятся именно в плоскости безопасности.