Подразделения радиоэлектронной разведки ГУР отслеживают врага на оккупированной территории нашей страны и в самой России. Все планы россиян становятся известны нашим разведчикам еще до их осуществления. Военные РЭР поименно знают преступников страны-агрессора и места их дислокации. О работе РЭР и ужасах войны – в интервью РБК-Украина рассказал военный ГУР.
Полную беседу смотрите на YouTube-канале РБК-Украина. Ниже – сокращенная версия интервью. Из соображений безопасности мы не называем ни имя, ни должность военного.
– Какая ваша любимая FM-радиостанция? – неожиданно спрашивает собеседник в начале интервью. – Когда вы выезжаете из Киева, едете во Львов, проезжаете буквально пару километров и ваша любимая радиостанция перестает функционировать. Почему так происходит?
– Волны уже не действуют на этот диапазон, – предполагаю я.
– Почему же, волны действуют, когда корабль выходит в море? Или, например, самолет летит, а волны действуют?
– Спутники? – пытаюсь угадать правильный ответ.
– Нет, это тоже радиосвязь, только другой диапазон. В зависимости от диапазона мы можем передавать или получать информацию. В автомобиле вы музыку будете слышать, а в самолете не будете слышать, а будете слышать какие-то шипящие передачи, радиограммы. Это все физика. И основной союзник наш – это физика.
Кроме того, вы используете мобильные телефоны, пользуетесь Bluetooth. Мобильный телефон и Bluetooth тоже излучают. Этот сигнал тоже можно перехватить. Что же делает ваш девайс? Он перехватывает радиосигнал и затем его ретранслирует через динамики. Поэтому любое средство, которое излучает радиоволны, можно перехватить.
– Как осуществляется перехват россиян?
– Это очень просто. Для нас все, что излучает – это уже источник. Проходит определенный этап поиска источника радиоизлучения – это радиоволны. Затем продолжается анализ этих сигналов, осуществляется дешифровка, демодуляция. И из этой информации, казалось бы, цифр, шумов, мы уже получаем семантику.
Семантика – это, грубо говоря, всем уже знакомые звуки, которые у нас на сайте есть, или перехват каких-то гражданских или военных. Но это еще может быть и видео, могут быть факсы, может быть что угодно, что может передаваться с помощью радиоволн. И на конечном этапе мы как система должны выдать уже реальный информационный продукт.
Но этим мы не ограничиваемся. У нас дальше есть оперативно-технические, аналитические мероприятия, которые позволяют нам делать самое главное – это выявлять противника, определять его количество. Ну и самое высокое мастерство – когда мы прогнозируем, что противник будет делать. И опять же, повторяюсь, это благодаря созданной системе радиоэлектронной разведки.
Украина уникальна в том, что именно в нашем государстве есть система РЭР. Немного государств мира, вооруженных сил могут гордиться созданием системы радиоэлектронной разведки.
– Когда мы начали развивать систему РЭР? Это началось во время полномасштабной войны или еще раньше?
– На самом деле с первого дня независимости в Украине уже существовали отдельные элементы. Они остались нам в наследство от Советского Союза. Благодаря патриотичным и инициативным офицерам система в то время для тех задач была более-менее эффективной. Но со временем аппаратура у нас становилась более старой.
Мир сделал квантовый скачок в развитии информационных технологий. Мы несколько в этом плане отставали. Были определенные процессы, сокращение вооруженных сил. Большой плюс тем руководителям, которые смогли сохранить систему. Потому что мы были, насколько я знаю, на грани того, что вообще ее могло не быть.
У нас за время первых десятилетий независимости полностью была уничтожена радиоэлектронная разведка тактического звена. К сожалению, до 2014 года у нас фактически тактической разведки уже не было, и это мы почувствовали с первых дней начала агрессии РФ. Это первый элемент, который был недостатком нашей системы.
– А россияне развивали РЭР?
– Во-первых, они сохранили советскую систему. Во-вторых, они смогли сохранить фактически все уровни – тактический, оперативный, даже стратегический РЭР у них был. У них тоже были проблемы с современными образцами, но в середине 2000-х они смогли усовершенствовать свою систему РЭР, появились новые комплексы.
У нас в то время, это 2000-е годы, в противовес россиянам были уникальные разработки. Все знают о "Кольчуге", это был уникальный комплекс. Россияне до сих пор не могут создать ничего аналогичного. Есть один технологический момент, который возник еще при Советском Союзе. Есть уникальный блок, эти технологии были у наших специалистов. Россияне до сих пор не смогли их повторить. Россиянам трудно было создать единую систему, чтобы объединить все три уровня РЭР.
В 2014 году у нас не было тактической радиоэлектронной разведки. Это первое. А второе, и главное, это специалисты.
У нас есть целое подразделение, которое занимается программным обеспечением. Это аналитики, не только анализа сигналов, но и военно-политической обстановки противника. Очень мощный коллектив. Это люди высокоинтеллектуальные, которые должны представлять физические процессы – от слова не физиология, а физика. И, кроме того, ориентироваться во всей тематике.
На 2014 год у нас были проблемы. В то время не было отечественных комплексов именно такого формата. Но достаточно быстро мы эксплуатировали некоторые иностранные образцы. Но они, как и сейчас, абсолютно не были адаптированы к современной войне. Приведу вам пример. Мы сейчас в основном используем наши образцы, но имеем возможность, и это уже стало для некоторых стран даже трендом – свою аппаратуру давать на такие боевые испытания. И вот один раз нам дали такую аппаратуру.
А один из элементов комплекса – это антенная система. Она была в радиопрозрачном колпаке белого цвета. И только мы посмотрели на этот белый колпак и сразу понятно – нужно демаскирование. Но не пойдет так, чтобы просто взять краску цвета хаки, надо соответствующие технологии, чтобы этот радиопрозрачный колпак потом принимал радиосигнал.
Пришлось нам брать некоторые приобретенные методы маскировки. Кроме того, их программное обеспечение классное, шикарное, но оно не адаптировано к российским системам связи. Надо было некоторые коррективы вносить и адаптировать его для поля боя нашего.
– РЭР участвует в планировании операций, вы передаете информацию и стратегически уже планируете вместе с каким-то подразделением?
– Любая военная операция начинается с планирования. Любой военный план начинается с первого пункта – оценка противника. А это непосредственный "хлеб" разведки.
Наша основная задача – определить состав противника: его количество, его положение, где он находится, в каком состоянии боевой готовности находится. Ну и самое высокое мастерство – это спрогнозировать его действия или знать их. Поэтому ни одна операция, которая планировалась, не состоялась без участия разведки.
– Когда были успешные операции на Харьковщине, Херсонщине, в первую очередь это благодаря тому, что был проведен тактический уровень разведки и было планирование именно благодаря разведке? Или это главный залог успешности этих операций?
– Мы принимали непосредственное участие в оценке противника. Наше преимущество в том, что мы еще до полномасштабной войны уже отслеживали противника. Мы знали особенность его организации.
У нас были уникальные источники, которые нам давали возможность получать информацию быстро, достоверно и на больших расстояниях. То есть, когда уже подразделение заходило, мы уже говорили: "Перед вами стоит подразделение уровня: рота, батальон, дивизия". Если мы уже дорабатывали информацией, то говорили, что стоит первая рота третьего батальона 27-й отдельной мотострелковой бригады первой танковой армии.
Кроме того, наша основная задача – определить состав, положение противника, его характер действия. На нас возлагаются и специфические задачи. Например, определение того же морально-психологического духа противника.
По перехватам мы можем определить морально-психологическое состояние, но это наша субъективная оценка. Мы же не психологи. Но у нас есть некоторые специалисты в наших подразделениях. Мы можем их предварительное состояние оценить. Ребята заходят на позицию, и если у нас есть с ними взаимодействие, если они готовы слушать нас и доверять нам, мы можем предоставить такую информацию.
– Как проходила ваша работа во время Харьковской операции?
– Во время проведения контрнаступательной операции в Харькове мы знали, где находится противник. Мы даже по фамилиям знали командиров подразделения. И это помогло. Когда проводилась Харьковская наступательная операция, то во время передвижения наших войск мы предоставляли им информацию – где, кто напротив наших подразделений действует, также их состояние.
Помню, такой эпизод был. Противника загнали уже за реку Оскол. И реально у него была паника. Они говорили: "Нас здесь ждут", "Нас здесь ждали". А мы просто знали, куда они идут. И ребятам сообщали, что они там.
– Когда россияне делали повторный прорыв на Харьков, вы предварительно это тоже уже знали, прогнозировали это все?
– Я считаю, это одна из самых успешных операций, которая была проведена, и большая доля была здесь именно наша. Мы выполнили эти три задачи – выявили состав, выявили положение и даже примерно сказали, когда это будет.
Мало того, благодаря нашим коллегам было определено направление основных усилий противника, что позволило нам своевременно встать на то направление. Это – высочайшее мастерство. И самое главное, что своевременно отреагировало руководство, особенно наше руководство в ГУР.
Мы обнаружили, спрогнозировали и предупредили. И была реакция. И до сих пор они там ничего пока делать не могут. Их постоянно оттуда выбивают. Они пытаются прийти к Осколу, но не удается. Бачите, вони зараз навіть і думати про Харків не можуть, щоб туди зайти.
– Какое настроение у них тогда было?
– У них и сейчас паническое настроение. Буквально пару дней назад они просто уже кричали в эфир, что у них недостаточно сил, чтобы шурмовать. На Харьковском направлении уже просто паника. Они постоянно заводят резервы, постоянно какие-то изменения в руководящем составе, постоянно прибывает новый личный состав.
– Как вы определяете, какого человека вам надо отслеживать? У вас есть конкретные задачи по определенным людям, определенным объектам?
– Зависит от того, какую задачу перед нами ставит руководство. Например, оценка противника – кто перед тобой стоит, или оценка – кто его возглавляет. Кроме технической работы, есть аналитическая составляющая. Есть целые аналитические подразделения.
Был случай, когда мы начали отслеживать подготовку противника. Было замечено, что изменился позывной руководителя операции. И вот мы по этому позывному начали разбираться, кто это такой и почему он там. А это бывший военнослужащий, предатель Вооруженных Сил Украины, который в 2014 году перешел на сторону врага. И сейчас занимает руководящую должность во главе армии.
Когда мы начали поднимать его данные, вышли на то, что у него в Харьковской области находится много родственников. Он очень классно ориентируется в Харьковской области. И его специально российское руководство назначило на проведение этой операции.
Другой пример – то же перемещение к границам Белгородской и Курской области. Сейчас россияне переместили туда некоторые подразделения, которые раньше были на нашей территории. По определенным радиоданным и по специфике их аппаратуры мы определили, кто это такие и где они находятся. И уже передали нашим подразделениям, чтобы они получили физический доступ к источнику.
– Если анализировать наиболее горячие участки фронта – какой сейчас по перехватам у них моральный дух?
– Во-первых, они сами не верили, что идут на войну. Второе – это то, что они эмоционально были не готовы к ведению войны. У них был шок. Когда они с родными говорили и уже знали, что идут, и не могли сказать все. Эмоционально чувствовалось, что у них был страх, какая-то неопределенность.
У них вообще шок. Особенно в Харьковской области, когда они сидели под лесами в Изюме, не было воды, еды. Как они мародерствовали! Там ужас: они бежали, они не знали, куда бежать. Это все чувствовалось, особенно в разговорах с родными.
– Они жаловались им?
– Жаловались. Ну и сейчас жалуются. Первое – жалуются на условия. Те, кто сидят на передке, находятся в ужасных условиях. Например, мы слышали в радиоэфире: два месяца сидит в серой зоне, ведет наблюдение. Ему туда забрасывают продукты, воду. Он не может выйти ни туда, ни сюда.
Когда их руководство поняло морально-психологическое состояние рядового состава, что эти условия ужасные, то сделали выводы. Были подключены органы военно-политической работы, были подключены местные органы власти, которые поощряли личный состав. И когда начали их женщинам "капать" на карточки выплаты, то все очень замечательно стало. И сами женщины говорят: "ты потерпи, там выплата губернаторская пришла". Ну это ужас, просто ужас.
– То есть россияне готовы за деньги на все?
– Готовы. И пока будут платить те 200 тысяч, может, они не будут готовы, но их будут выпихивать. Хотели бы обратить внимание, что чувствуется полная деградация человека. Вы не представляете, что это такое.
Они более агрессивные. Они уже не боятся убивать. Не все, это скорее собирательный образ. Чувствуется их безнаказанность. Это больше относится к офицерам. Офицеры чувствуют, что они нужны своему недогосударству. У них есть власть, они на поле боя могут делать все что угодно.
– Командиры рф чувствуют безнаказанность даже в отношении своих бойцов?
– Да, даже к своим. Командир второго батальона 164 бригады 25 армии лично расстрелял двух военнослужащих, и это было сказано вообще без всякого... Может, чтобы мы услышали... Он открытым текстом отдал приказ своим подчиненным расстрелять (военных – ред.), потому что те отказывались идти в бой.
– Они готовы идти дальше?
– Относительно боевых действий на Купянском направлении. Штурмовой батальон 20-й армии был создан в этом году. Их подтвержденные потери за один день - 40 "300-х", 12 "200-х", 67 пропавших без вести. Это за день. Создали сборный батальон из всей армии, всех "залетчиков" снова собрали в штурмовые батальоны. И на следующий день – практически такие же потери.
Еще был случай на Лиманском направлении. Задача была форсировать реку. Река небольшая, но ее так просто перейти трудно. Ну и наши, имея преимущество в высоте и в том, что знают, кто перед ними, начали их уничтожать. А их (россиян – ред.) посылают в штурм и посылают.
Они забрали у нас маленький плацдарм. Знаете благодаря чему? Благодаря переправе. Только из своих трупов. И по своим трупам они перешли. Это такой ужас был. Они просто по ним шли. Будут ли они дальше воевать? Им абсолютно наплевать на своих людей.
– Слышали ли вы случаи преступных приказов в отношении наших военнопленных?
– Двоих наших военнослужащих взяли в плен. И прямым текстом – "в расход их". Это было позавчера. Мы сразу же ребятам сообщили, что там такая ситуация. Это преступники 27 мотострелковой бригады, первой танковой армии. Надеюсь, они будут найдены и наказаны.
Такие случаи стали очень частыми с. Для меня лично было шокирующим, когда впервые об этом услышал. Это было в самом начале войны, и это очень тяжело. Это, пожалуй, один из самых тяжелых моментов в нашей работе. Когда ты слышишь и не можешь ребятам помочь.
И самый позорный случай в 21-й веке – когда отсекают голову. И это "элита", 155-я отдельная бригада морской пехоты. Я был шокирован этой агрессией. Это другой мир, другая цивилизация.