"Пусть бомбят Москву!" Как живет Запорожье после атак КАБами и что там говорят о России

Россияне с конца сентября обстреливают Запорожье авиабомбами, разрушая жилую инфраструктуру. Как город пытается приспособиться к бомбардировками и что жители думают о россиянах, – в репортаже журналистов РБК-Украина Юлии Акимовой и Виталия Носача.

Уже больше недели Запорожье – город, находящийся в 30 км от фронта, обстреливают КАБами. Российские войска увеличили дальность своих авиабомб и теперь могут доставать и до этого облцентра. Практически ни одного дня не проходит, чтобы КАБ не попал в жилой дом, школу или больницу.

При этом в городе живет около 800 тысяч человек, некоторые из них приехали с более горячих точек – прифронтовых и уже оккупированных территорий. Запорожье старается жить в своем ритме, в городе быстро ремонтируют пострадавшие от обстрелов здания, а вечером люди ночуют в укрытиях.

Новая реальность Запорожья

Аркадий Григорьевич стоит возле своего разрушенного дома и пытается подобрать слова. Пять минут назад он сидел во дворе летней кухни и меланхолично пил чай, ставя чашку на блюдце на соседний стул. Сначала мы увидели обломок дома, затем маленькую надстройку за ним, а возле нее Аркадия Григорьевича. Его двор весь оброс виноградом, заставлен коробками с вещами, а над дверью висит клетка с маленькой искусственной птичкой. Мы попросили мужчину рассказать о том, что произошло с домом и теперь он стоит перед нами и пытается не заплакать. 25 сентября в его дом прилетела российская авиабомба.

– Я был во времянке, жена была в доме. Жена была в доме, дом начинался здесь. Все, что вот до стенки, все было в земле. Жена вся в осколках, попала под камнепад, вся спина в гематомах, ушиб головы. Скорая приезжала, сказала обращаться к врачу. Но женщину не заставишь.

То, что было домом – стена с кусками обоев и угол. Окна времянки обшиты фанерой, а возле двора стоит обгоревшая машина. Ее уже тоже не починить, только на запчасти. Аркадий Григорьевич боится, что не получит компенсацию, потому что дом был очень старым, а документы на него датируются еще пятидесятыми. Мы обещаем помочь и говорим о том, что российская армия продолжает воевать с мирным населением. Мужчина злится и сжимает руки в кулаках. "Я не знаю, это дебилы такие, что… Преступники".

– А Путин, при этом, говорит, что Запорожье – это русский город. Что бы вы ему на это ответили?

– Бомби Москву! Это тоже русский город!

Аркадий Григорьевич держится, но в какой-то момент машет рукой и его губы начинают дрожать. В этой ситуации тяжело что-то сказать и на ум приходит банальное – главное, что выжили. Мужчина, услышав это, старается улыбнуться и приосаниться.

– Я согласен. И все это говорят, безусловно, конечно. Жизнь – это ценность, данная Богом, и предавать ее – преступление. Но… Что есть, то есть.

Мы обнимаем мужчину и просим держаться, а он обещает, что будет. На самом деле другого выхода, кроме как держаться, у Аркадия Григорьевича нет. И он, и мы это знаем.

***

Запорожье – город с широченными проспектами, мостами, Днепром и Хортицей между двух берегов, сегодня очень теплый и многолюдный. Если не знать, что в 30 километрах по прямой фронт, а ночью город забрасывают КАБами, кажется, что жизнь здесь кипит в привычном и мирном для нее темпе. Люди сидят на летниках кафе, гуляют по паркам с детьми и едят мороженое – юго-восточная осень это позволяет.

Война проявляется здесь буднично, как будто тоже встроилась в ритм города – вот тут покупаешь себе кофе на вынос, а рядом коммунальщики сгребают осколки окон одного из торговых центров, его задела взрывная волна. Сворачиваешь с проспекта во двор и видишь продырявленный дом – в него попала авиабомба.

Один из таких домов стоит в густозастроенном дворе прямо недалеко от парка. Мы приехали в то утро, когда на него сбросили КАБ. На третий год большой войны картина привычная, но все такая же жуткая – черный от копоти двор, каркасы машин, обломок дерева и дом. Он всегда самый страшный, потому что там только что были люди. Их следы видны в кусках квартир, которые теперь свисают над желтым экскаватором – чьи-то настенные часы, полка с тарелками, которые чудом уцелели, разрисованные детьми обои. Интимные, домашние вещи, которые ты видишь, если тебя зовут в гости, вдруг оказываются на всеобщем обозрении.

В этом доме, к счастью, никто не погиб. Последнюю женщину, которую не могли найти, достали из-под завалов за час до того, как мы туда приехали, она в тяжелом состоянии, но живая. Поисково-спасательные работы закончены, теперь разгребают завалы, спиливают деревья и расчищают территорию. Глава Запорожской ОВА Иван Федоров, который приехал на место происшествия, рассказывает о буднях города.

– Всю прошлую неделю, с понедельника, впервые за всю историю Запорожье стали обстреливать КАБами. За это время более 30 ударов КАБами по жилой зоне Запорожья. На сегодня у нас зафиксировано 300 поврежденных домов, несколько десятков полностью уничтожены. Так прошла неделя обстрелов КАБами.

Причина, почему российские войска решили зачем-то обстреливать Запорожье авиабомбами, банальна – они смогли до него дотянуться. Какое-то время назад россияне увеличили расстояние, с которого могут вести обстрел авиабомбами, и поняли, что достают до Запорожья. А раз достают – значит нужно бить.

***

Около трех часов ночи в городе начинает звучать сирена. Мы спускаемся в укрытие под домом. Это целое бомбоубежище, которое построили еще в середине прошлого века. Его коридоры, тоннели и комнаты будто отзеркаливают дом над землей и уходят в разные стороны, разрастаясь в большой подземный улей.

В укрытии пахнет сыростью, над головами висят гирлянды из паутины. В некоторых комнатах спят люди – мы сидим на пластиковых стульях и слышим, как они спокойно сопят. Сегодня они выбрали выспаться и не ориентироваться на сигнал тревоги.

Периодически в убежище заходят местные. Двое из них – мужчина и женщина, садятся около нас. У женщины в руках папка с документами, а мужчина держит холщовую сумку с едой. Сигнала тут практически нет, но иногда удается обновить мессенджеры.

– Что там пишут? Летят КАБы?

– Да, в район. Сволочи.

В эту ночь авиабомбы били по области, а город мог отоспаться. Через день россияне ударят по Запорожью днем – опять по жилым кварталам.

***

На самом деле найти в Запорожье большое количество разрушенных домов сложно – их очень быстро отстраивают. Мужчина, с которым мы ездим, показывает нам на отремонтированные здания – они пестреют пятнами новых фасадов и белоснежных окон.

– Мы отстраиваемся, чтобы людям было уютнее, среди осколков жить не хочется. И так война.

Но некоторые дома все еще ждут своей очереди. В одном из них живет Людмила Ивановна. Она соглашается показать свою квартиру, которая пострадала от прилета. Женщина открывает дверь, кивает на обвалившуюся штукатурку в подъезде и рассказывает о судьбе дома.

– Решается вопрос, возможен ли отстрой этого дома или его нужно рушить к чертовой матери. Давно уже пора.

Внутри квартира выглядит так, как будто ее кто-то взял и изо всех сил долго тряс. В ванной и на кухне попадала плитка, места, где до этого были окна, обшиты фанерой, поэтому в квартире темно как ночью, хотя на улице солнце. В доме не осталось ни одного целого стекла или зеркала.

– Вы пользуетесь ванной?

– А чего я буду пользоваться, если нет газа? Я уже хожу как черт грязная, помыться негде. Сказали, неизвестно когда будет газ.

Кухня в зеленой плитке и с искусственными цветами, закрученными вокруг труб отопления, выглядит побитой. Людмила Ивановна хочет показать одновременно все, поэтому немного суетится. Когда возле дома громыхнуло от прилета, она как раз ложилась спать. Квартира буквально взорвалась стеклом – женщина чудом не пострадала.

– Сыпется, я не могу понять! У меня даже в мыслях такого не было! Я быстро вскочила, скатилась с кровати, а тут же уже стекла, я не могу найти обувь, хожу босиком! Пришла вот сюда, села. А толку, что я тут села? Оно и тут все валится.

Она ведет нас в гостиную, где стоит сервант с осиротевшей рамой. Людмила Ивановна, видно, очень любит свой сервант и показывая его побитый бок, кладет на него руку, будто пытается вылечить.

– Мне один товарищ говорит – выноси его на мусорку, я говорю, здрасьте, Алексей, а как же я буду?...

Еще два дома, пострадавшие от прилета КАБа, похожи на маленькую реконструкцию знаменитых одесских двориков. Это двухэтажные здания с общими балконами, которые идут сплошным коридором. Местные жители – в основном, пожилые, выходят на эти балконы и переговариваются друг с другом.

Мы подходим к паре женщин, которые заприметили нас еще за несколько метров, но не подали виду. Одна из них сидит на балконе, опершись о палку, а вторая стоит возле нее. Они рады поговорить и рассказать о своих бедах, главная из которых сейчас – война.

– Я с палочкой даже со ступеньки не сойду, лежу на кровати. Что Бог даст.

– Мы хоть ночью дома ночуем, а у людей побились окна, ничего нет.

На вопрос "Стало ли хуже?" бабушки пожимают плечами и говорят "Ну, вчера не бахало". Судя по всему, в новой для Запорожья реальности один день без взрывов – это хороший день. Пока мы говорим, к соседнему входу идет женщина с папкой и старушки быстро теряют к нам интерес. "Тамара, там счетчики проверять пришли!"

С нами осталась бабушка с палкой и мы задаем свой вопрос.

– Путин говорит, что Запорожье – русский город, что бы вы ему сказали?

– Детка, мне 92 года. Могу ему дулю показать.