О возможных вариантах наступления россиян, как они собираются воплощать новую стратегию войны, действительно ли у них проблемы с вооружением и что сейчас происходит на разных направлениях фронта – в интервью РБК-Украина рассказал координатор группы "Информационное сопротивление", военный аналитик Константин Машовец.
В ЕС считают, что следующие недели войны могут стать решающими. Такие заявления европейских лидеров последовали после прогнозов нашего военно-политического руководства о подготовке Россией нового наступления. Координатор группы "Информационное сопротивление" Константин Машовец объясняет: цель этого наступления – желание агрессора вернуть себе стратегическую инициативу. И к этому россияне, по его словам, готовятся достаточно серьезно.
В интервью РБК-Украина он рассказал, какую наступательную операцию может готовить Москва, сколько войск они могут собрать и какая ситуация сейчас на разных горячих участках фронта.
– Сейчас немало разговоров о возможном большом наступлении России или в конце зимы, или весной. Как я понимаю, это могут быть более масштабные – не какие-то тактические действия. Вы считаете его реальным и видите ли вы признаки, что такое наступление готовится?
– Если вы говорите о словах Главнокомандующего, генерала Валерия Залужного, то он подразумевает вполне конкретные действия противника – его попытки вернуть себе стратегическую инициативу. Это возможно сделать на сегодняшнем этапе исключительно проведением какой-либо стратегической наступательной операции. Но это не значит, что это будет в виде такого же наступления, которое было в феврале прошлого года – одновременно с нескольких операционных направлений.
Я считаю, например, что противник будет пытаться провести в восточной операционной зоне, на левобережье Украины какую-нибудь одну большую, стратегическую операцию. Ее целью будет окружение и разгром нашей группировки войск на Востоке или его части.
– Для этого они хотят вернуться в Харьков и двинуться оттуда, а параллельно с юга на Запорожье и дальше?
– Да. Харьков не обязательно будет фигурировать. Думаю, они нанесут два сходящихся удара. Один в сторону Запорожья – Днепра. Второй – на встречу, но через Харьковскую область, Полтаву и Кременчуг. Для этого им нужно будет сосредоточить и развернуть две группировки. Одну – на юге, вторую – в районе Белгородской и Курской областей. Почему именно там? Потому что там самое маленькое расстояние от российской границы до Днепра. Если говорить очень приблизительно, то место, где эти две группировки должны сойтись – район Павлограда.
Очевидно, что какие-то активные действия они попытаются провести с территории Беларуси. Но это направление будет иметь ограниченные цели и задачи. Это, скорее, будет отвлекающий удар.
Но все это исключительно моя субъективная оценка – то есть я поступал бы так.
– Кажется, похожий план я слышала в апреле – мае. Они вроде бы такое и хотели сделать.
– Да, хотели. Но они совершенно верно оценили свои силы и средства и пытались реализовать этот план в меньшем масштабе, чем предполагалось. Что-то похожее они хотели сделать, когда наступали со стороны Изюма на Славянск и Краматорск, пытаясь обойти эту агломерацию с запада.
– Есть ли у вас оценки, сколько для такой операции теперь им нужно войск?
– Им нужно прежде всего создать стратегический резерв и развернуть большую группировку – не 200 тысяч, не 300 тысяч – больше. Они могут попытаться это сделать. Могут сделать еще одну официальную мобилизацию – не скрытую, ведь мобилизационные мероприятия сейчас в России продолжаются.
Они должны реализовать несколько основных задач для того, чтобы переломить ход войны в свою пользу. Первая – создать подходящий инструмент для проведения стратегической операции, то есть массированную армию. Имею в виду не только количество личного состава, но и количество основных типов вооружения и техники. Ведь это войско нужно оснастить и вооружить.
Вторая – сейчас они переведут страну на военные рельсы. Это касается почти всех сфер – экономики, военно-промышленного комплекса, так называемой вертикали власти, пропагандистской сферы, социальной, политической. То есть им нужно привести страну в де-факто военное положение, чтобы выжать максимум эффективности.
И третья задача – они пытаются влиять на нашу инфраструктуру, органы военного и политического управления путем нанесения ракетных ударов. Именно по энергетической и транспортной инфраструктуре, потому что это, по сути, кровеносная и нервная система нашей страны.
И еще одна вещь, которую они пытаются решить – это усложнить поддержку наших союзников и партнеров Украины, чтобы минимизировать наши возможности для осуществления сопротивления.
Вот это составляющие стратегии, которую россияне сейчас задействуют в войне. Последние кадровые перестановки в командовании российской армии это подтверждают. То есть они реализуют соответствующий стратегический план, который включает примерно такие составляющие.
– А почему, по вашему мнению, прошли эти изменения в командовании группировкой оккупационных войск?
– Главная причина – это именно попытка реализовать новую стратегию. По сути, Путин расписался в своей неспособности руководить вооруженными силами РФ в этой войне. Он фактически сказал Герасимову: "у меня не получилось, бери – сам пробуй".
– Наша разведка говорила о том, что в России сейчас готовится мобилизация полумиллиона человек. Как я понимаю, их мобилизационная система не может одноэтапно выдержать такое количество людей. Раздать повестки такому количеству людей, думаю, они могут, но чтобы потом их где-то собрать, готовить – на этот счет есть сомнения.
– Если образно сравнить мобилизационную систему Российской федерации с каким-нибудь производством, то этот человеческий ресурс она не сможет одновременно в большом количестве переработать. Есть опыт первой объявленной мобилизации. У меня есть очень большие сомнения, что это будет проходить более организованно, более обеспеченно.
Они, конечно, работают над усовершенствованием своей мобилизационной системы, потому что сейчас она полуразрушена.
– Успеют ли они собрать эти полмиллиона и отправить их на фронт, например, к середине весны?
– Не знаю. На мой взгляд, полмиллиона не смогут. Меньшее количество – будут стараться. Какое-то количество они, конечно, соберут. Вопрос в том, хватит ли этого количества, чтобы создать действительно эффективный инструмент для проведения какой-либо стратегической наступательной операции.
– Есть немало разговоров о том, что у россиян уже есть проблемы с вооружением, военной техникой. И вопрос в том, будет ли чем вооружать дополнительные войска.
– Я бы сказал, что у них есть проблема не собственно с вооружением и военной техникой. А с ее состоянием.
– То есть запасы советские есть, но непонятно, в каком они состоянии.
– Конечно. К примеру, у вас хранятся 90-100 танков. А реально в течение короткого срока восстановить и поставить в строй вы можете примерно треть от этого количества. Но на бумагах числится, что есть бригадный комплект – 90-100 танков. Остальные просто не ездят и не стреляют.
Именно поэтому я и говорю: одним из элементов их новой стратегии является переход на военные рельсы, прежде всего, производственно-ремонтной базы. Они сейчас пытаются свой военно-промышленный комплекс восстановить и нарастить интенсивность и объем его деятельности, чтобы иметь возможность восстанавливать технику и вооружение.
– Это позволит им ремонтировать и производить любую необходимую технику или с некоторыми видами, которые содержат подсанкционные комплектующие, проблемы останутся?
– С так называемыми технологически "продвинутыми" образцами есть некоторые трудности, потому что военно-промышленный комплекс Российской федерации на протяжении последних десяти лет демонстрировал свои определенные способности по разработке и гражданскому производству определенных образцов. Но все это происходило мелкими партиями, то есть создавали по 5-6 самолетов за определенный период. В то время как США за этот же период строит 100-120 самолетов.
Поэтому здесь играют роль не только показатели в качественном смысле, но и количественном. Одно дело, если вы построите 10 самолетов типа Су-30СМ в течение 4-6 месяцев и другое дело, если вы можете построить 40 самолетов типа МиГ-29 за это время. Зачем нужен переход на военное положение? Для того чтобы производственные мощности максимально загрузить. Но это как замкнутый круг. Возникает другой вопрос – технологичный: а что производить? Танк Т-62, Т-72, которые уже морально устарели, или Т-90АМ? Это большая разница.
В этом смысле попытки реализовать эту новую российскую стратегию на сегодняшний день выглядят достаточно, скажем, дискуссионно. Но это не значит, что они не будут пробовать. Россия прямо сейчас пытается перевести войну в длительную форму.
– Будут ли они при этом вводить официально военное положение?
– Трудно сказать. Нынешний диктаторский режим в России в значительной степени построен на информационно-психологических симулякрах. Они могут делать вид, что они мобилизуют свою экономику, ВПК и так далее, или специально нагнетать разговоры о том, что "вот завтра уже будет наступление толпами чмобиков". Мы можем исходить только из каких-то практических соображений и, как это делают в военном искусстве, ставить себя на место противника. И с этой позиции прогнозировать какие-либо практические, логические шаги. Но если противник демонстрирует больше понтов, чем реальных шагов – в этом смысле трудно что-либо спрогнозировать.
Приведу пример. Перед Новым годом в России проводили коллегию министерства обороны, на которой стали друг другу рассказывать планы: мол, мы там создадим восемь бомбардировочных полков, новые дивизии ВДВ и так далее. Это на кого рассчитано? Все коллегии у них были тайными, никому не рассказывали, что обсуждалось. А эту – где рассказывали о формировании новых дивизий, бригад, полков – сделали открытой для СМИ. Зачем?
– Очевидно, чтобы нам что-то показать – какая у них сильная армия.
– Ну естественно. Если нормальный командующий планирует какую-нибудь операцию, он не будет публично рассказывать, что он сформирует столько-то бригад, дивизий, полков. Это чтобы что? Чтобы противник, читая эту информацию, понял, сколько там у них будет войск? Мы же не так глупы. Ну не умеют россияне проводить дезинформацию – они думают, что умеют, но не умеют. Вполне возможно, что они будут что-то делать в этом направлении. Но в количественных и качественных параметрах они намеренно увеличили эту дезинформационную составляющую, чтобы мы отталкивались от неверных опорных точек в своих расчетах.
Им очень тяжело работать против украинцев и Украины из-за разницу менталитетов. Украинские военные для них – это вообще терра инкогнито. Совершенно другой образ мышления уже давно. Россияне действуют по схемам, методологиям советской военной школы. И в этом контексте они действительно исходят из того, что мы такие, как они, действуем по той же методологии. Это далеко не так. Это основная мировоззренческая ошибка нынешнего российского руководства во всей этой истории с войной и "собиранием русских земель".
– Но правда ли, что наше военное командование как раз наоборот может понимать, как планируют свои военные действия россияне, и это им в плюс?
– Может, конечно, и это преимущество. Объясню почему. Мы очень долго жили с ними бок о бок и очень хорошо изучили. Почему мы знаем и понимаем их, а они нас – нет? Потому что они весь этот период занимали высокомерное положение. Они не сочли нужным понимать тех, кто им подчиняется. А мы были вынуждены их изучать, потому что мы жили вместе и входили в состав этих империй, союзов и так далее.
– Сколько на территории Беларуси есть российских военных? И верно ли я понимаю, что там в основном мобилизованные, которых готовят на беларусских полигонах и потом отправляют на фронт к нам в Украину?
– Там сейчас примерно 12,5 тысяч российских военнослужащих. Это в целом – не только сухопутные войска, ведь там также развернута их оперативная группировка воздушно-космических сил, силы ПВО. Они там используют беларусскую военную учебно-тренировочную базу для подготовки своих "мобиков". В течение нескольких месяцев прошлого года там проходили подготовку подразделения 2-й мотострелковой дивизии 1-й гвардейской танковой армии западного военного округа. Сейчас завозят 6-ю мотострелковую дивизию 3-го армейского корпуса западного военного округа. А из этой 2-й мотострелковой дивизии формируют батальонные тактические группы и отправляют на фронт.
То есть пока они, по сути, занимаются подготовкой войск и одновременно проводят стратегическую операцию по запугиванию – что вот-вот они начнут наступление на Ковель - Львов или Киев. Чтобы наступать им нужно сосредоточить не менее 35 батальонных тактических групп, более 25 тысяч военнослужащих. И эта речь идет только о сухопутных силах. Это для проведения каких-либо наступательных действий с серьезными задачами.
Если ограничиться какими-то пограничными столкновениями, то можно разворачивать группировки меньшей численности. Но я пока такого риска не вижу. Пока они просто завозят на беларусские полигоны личный состав подразделений бригадного и дивизионного комплектов и готовят их к боевому применению. Непосредственного развертывания для проведения каких-то наступательных активных операций в сторону Украины пока не заметно.
Особую обеспокоенность вызывает то, что они называют региональную группировку российско-беларусских войск. Часть сил и средств из 1-й гвардейской танковой армии, то есть из тех 12,5 тысячи, россияне выделили в эту группировку.
Наступление с территории Беларуси вполне возможно. По моему мнению, если оно таки состоится, то будет иметь вспомогательное значение по отношению к наступлению на другом операционном направлении. Однако оно может стать основным, если им вдруг удастся этими силами с территории Беларуси достичь каких-то глубоких задач и целей. Тогда они могут перенести свои главные усилия в эту операционную зону. Но это потребует времени и перегруппировки.
– Вы упомянули о том, что россияне могут наступать в Запорожской области. Наблюдается ли там какая-либо аномальная активность, накопление сил у противника?
– Да, 58-я армия начала сосредотачивать на своем левом фланге оперативно-тактические резервы. Туда подошли, по крайней мере, четыре батальонные тактические группы. Есть там 37-я мотострелковая бригада, 5-я отдельная танковая бригада. Это в дополнение к находящимся на том направлении подразделениям 19-й мотострелковой дивизии. Мы у себя в группе с координаторами "Информационного сопротивления" дискутировали по этому поводу – что они собираются этими тактическими группами делать: либо наступать на Орехов, либо усиливать оборону. Дело в том, что это направление и для них очень угрожающее. Если ВСУ прорвутся к Мелитополю, то у них рухнет крымско-таврическое направление.
– Но ведь подготовка оборонительных действий от подготовки наступательных действий отличается, верно? То есть из ваших данных пока не понятно, к чему именно там ведется подготовка?
– Скажу так: дополнительные 4-5 батальонные тактические группы в десятикилометровой зоне у линии боевого столкновения просто так не появляются. Их невозможно там долго держать по той причине, что рано или поздно районы и места их сосредоточения будут обнаружены нами и туда будет нанесено огневое влияние.
Если они собираются усиливать оборону, то их нужно рассредоточить или вывести из этой зоны в резерв, чтобы противник не мог туда дотянуться своими средствами поражения. Но с этим у них есть проблемы, потому что Вооруженные силы сейчас находятся на таком расстоянии от северного побережья Азовского моря, что этот коридор почти весь пробивается средствами поражения. Однако в десятикилометровой зоне номенклатура этих средств поражения, которой могут работать Вооруженные силы, больше, чем, например, в районе Приморска, Бердянска, Мелитополя.
Они сосредоточены сейчас в районе Михайловки, Васильевки, севернее Токмака. Они также готовят оборону Каховского водохранилища на левом берегу Днепра.
– Они думают, что мы будем форсировать Днепр?
– Они по разным причинам готовят эту оборону. Вполне вероятно, что они такую возможность рассматривают. Но это было бы глупостью форсировать Днепр в самом широком его участке, преодолевая Каховское водохранилище. К тому же зачем его форсировать, если наши войска находятся уже на левом берегу в районе Запорожья. Именно по этой причине Мелитополь является для нас ключевым пунктом, поскольку открывает возможности для освобождения левобережья Херсонской области, не форсируя Днепр.
– В районе Угледара у россиян была определенная активность. Они захватили Павловку и их наступление остановилось?
– Думаю, они еще попытаются там активизироваться, потому что этот участок касается донецкого направления. По сути, это такой "балкон", который навис над их сухопутным коридором между Донбассом и Крымом. Это ближайший к Волновахе, Мариуполю и Бердянску район.
Там под угрозой для них сам город Волноваха, если Вооруженным силам удастся удержать этот "балкон" и сосредоточить там какие-то ударные силы. То есть они явно рассматривают это как угрозу для себя. Хорошо, если мы перережем этот коридор в районе Мелитополя, но мы можем и в районе Мариуполя и Бердянска.
– А какая ситуация в районе Сватово – Кременная?
– Россияне собирались отбить назад Лиман. Они подтянули к северо-западу от Кременной войска двух бригад 41-й армии восточного военного округа, сформировали из них две тактические группы. Одна пыталась наступать в направлении Площанка – Макеевка, а другая – со стороны Дибровы на Лиман. В целом они должны были выйти на реку Жеребец и создать по этой реке рубеж обороны. Гарантией устойчивости этого рубежа должно было быть их возвращение в Лиман.
Одновременно они атаковали Белогоровку, которую наши войска освободили еще во время боев за Лиман и Изюм. Почему? Там есть определенная особенность. Там Северский Донец делает такую излучину перед Северодонецком и Лисичанском. В той излучине три населенных пункта: Шипиловка, Новодружеск и Приволье. Тот, кто контролирует эту территорию, будет контролировать Кременную и Рубежное, а также создаст достаточно благоприятные условия для освобождения Лисичанска или Северодонецка. Этот участок имеет не просто тактическое, а оперативно-тактическое значение.
Россияне это понимают и потому пытаются отодвинуть наши войска в районе Белогоровки. Они наступали со стороны Шипиловки, Золотаревки и Лисичанского НПЗ, чтобы фактически прижать наши подразделения Вооруженных сил в районе Белогоровки к Северскому Донцу. Тем самым снять угрозу прорыва наших войск на этот плацдарм, где излучина. У них это не вышло. У них также не получилось вернуться на реку Жеребец.
Еще на одном участке они пытались пробиться в Серебрянское лесничество на левом берегу Северского Донца в районе Дибровы. Все это закончилось провалом. Наши обошли Диброву с юга. Более того, наши пробились в лесной массив северо-западнее Краснопоповки и в упор подошли к дороге Сватово-Кременная, взяли ее под огневой контроль. Поэтому россияне были вынуждены вместо взятия Лимана стягивать силы в Житловку и Краснопоповку, в Кременную, чтобы удержать сложившуюся для них ситуацию. Потому что удержание Вооруженными силами участка в районе Житловки и Краснопоповки создает объективную угрозу падения Кременной.
А в районе Сватово они стараются не допустить обход нашими войсками этого города с севера и юга. У наших войск есть перспективы пробиться на Нижнюю Дуванку и таким образом обойти Сватово с севера. Но есть определенные нюансы южнее Сватова. Россияне создали там три мощных района обороны.
– В случае потери Соледара, насколько это усложняет нам оборону Бахмута?
– Это действительно усложнит оборону Бахмута, но не критично. Это осложнит, прежде всего, взаимодействие между составляющими нашей группировки войск, действующей в районе Бахмута, и ее логистику. Это, конечно, отразится и на ее управляемости, но не критично. Меня больше беспокоит ситуация южнее – район Андреевки - Клещиевки. По состоянию на вчера (разговор состоялся 17 января, - ред.) половину Клещиевки наши якобы удерживали.
– Есть ли какое-то оперативно-стратегическое значение у Бахмута? Зачем они так туда пробиваются и кладут столько сил для его захвата? Действительно ли это упростит их дальнейшее продвижение в Донецкой области?
– Нет. Они бьются за этот Бахмут по одной простой причине – потому что он лежит на их пути и является важным коммуникационным, транспортным узлом. Они на самом деле хотят выйти на рубеж Константиновка - Часов Яр и выйти в район Северска, чтобы фактически создать себе стартовые условия для наступления на Краматорскую агломерацию.
На Северск они пытаются наступать по двум направлениям: со стороны Лисичанска на Белогоровку и плюс пытаются перерезать дорогу Бахмут – Северск в районе Красной Горы. Насколько я понимаю, российское командование решило вместе с полуокружением Бахмута одновременно перерезать дорогу на Северск. Самый кардинальный способ снять угрозу для Кременной и Лисичанска, которая сейчас реальна из-за того, что наши войска в Белогоровке – это пробиться с юго-восточного направления на Северск.
– Есть ли еще какие-то участки на фронте, кроме тех, о которых мы сейчас говорили, где также наблюдается необычная активность врага и которая может свидетельствовать о подготовке каких-то наступательных действий?
– На донецком направлении они стремятся прорваться на Курахово. Кроме того, в районе Авдеевки они делают то же, что и в районе Бахмута. В последнее время у них там было определенное продвижение, но сейчас оно уже минимальное и они уже не продвигаются.
Они пытаются обойти Авдеевку с севера и юга. С юга и севера они пытаются пробиться в Орловку – село к западу от Авдеевки. В этом контексте они действуют с севера в сторону Красногоровки, а также пытаются прорваться за рубеж Опытное - Водяное. Цель состоит в том, чтобы украинские войска отошли из Авдеевки под угрозой оцепления. Это ведь подготовленный район обороны. В промзоне достаточно удобна местность для ведения оборонительных действий, и штурмуя ее в лоб, как, например, Бахмут, они положат еще больше сил.
– Известно ли вам, сколько еще у россиян может быть этих ракет С-400, которыми они обстреляли Киев и область?
– К началу широкомасштабного вторжения на боевом дежурстве и в процессе развертывания у них находился примерно 31 дивизион С-400. Дивизион – это 48 ракет и еще ориентировочно такой же боекомплект, который они возят с собой. Но ведь не все эти ракеты пригодны к стрельбе по радиоконтрастным целям, какими в частности являются города. Есть только два типа ракет, которые можно модернизировать, чтобы стрелять ими по наземным целям. Эти ракеты во время стрельбы по наземным целям не очень точны, но большой город – это такая цель, где ты не промахнешься.
– Эти ракеты они могут производить?
– Да, могут. У них есть еще большие запасы.
– Действительно ли у россиян есть дефицит снарядов или они просто их хранят где-то за Уралом и их сложнее подвозить?
– Скажем так: я согласен с той оценкой, что на отдельных направлениях или участках интенсивность ведения артиллерийского огня противником упала на 60-75%. К тому же по внешним признакам очевидно, что враг теперь вынужден маневрировать и концентрировать свои запасы боеприпасов на определенных направлениях.
К примеру, если какой-то участок считается приоритетным – там и концентрируется большая часть боеприпасов. Происходит это за счет других участков. То есть если раньше они сразу все свои войска снабжали боеприпасами и выстреливали по 50-60 тысяч в сутки, то сейчас они вынуждены их концентрировать. Например, под Бахмутом, на запорожском направлении, в районе Кременной и так далее.
У них, конечно, есть определенные производственные мощности для изготовления этих снарядов. Но их общий объем производства не покрывает тех потребностей, которые отвечают стилю и методам ведения боевых действий россиянами. Сокращение объемов поставок боеприпасов очевидно. Насколько это сейчас критично для россиян? Если они начали снимать с консервации уже артиллерийские системы 50-60-х годов, а в отдельных случаях – даже времен Второй мировой войны – ситуация у них не только с боеприпасами, но и со стволами уже нехорошая. К примеру, эти два корпуса так называемой "народной милиции" "л/днр" перевели на более старую технику и забрали у них более новую для нужд собственной армии, явно не от хорошей жизни.
– Какими, на ваш взгляд, могут быть сценарии развития войны в этом году?
– Я думаю, что в течение зимы-весны россияне попытаются переломить ход войны и вернуть себе стратегическую инициативу. Возможно, таким способом, о котором мы говорили в начале разговора. Возможно, они ограничатся серией оперативно-тактических операций. А может быть, попытаются организовать одну большую стратегическую операцию. Так или иначе, главная цель – это возвращение стратегической инициативы.
Я не могу дать сейчас гарантию – удастся им это или не удастся. Я считаю, что на сегодняшний день такую вероятность можно оценивать как 60 на 40: 60 – не удастся, 40 – удастся либо в полном объеме, либо частично. Насколько я понимаю, к попытке вернуть себе стратегическую инициативу россияне готовятся серьезно.