Глава Нацполиции Иван Выговский: Полицейские не будут лично ходить раздавать повестки

Будет ли украинская полиция в полном составе идти на фронт, как в Нацполе предлагают увеличить ответственность за нарушение комендантского часа и что происходит с криминогенной ситуацией в стране, – в интервью РБК-Украина рассказал глава Национальной полиции Украины Иван Выговский.

В Украине уже несколько недель активно обсуждается мобилизация и законопроект, который Кабмин внес в Раду, а потом отозвал на доработку. В этом контексте в обществе взвешивают роль полиции – одни считают, что полицейские должны быть вовлечены в раздачу повесток, другие – что полиция должна уйти на фронт.

В интервью РБК-Украина с главой Национальной полиции Украины Иваном Выговским обсудили вопрос мобилизации полицейских, ухудшилась ли криминогенная ситуация в стране за время полномасштабной войны и почему авторитет полиции в глазах общества далеко не самый лучший.

– 20 января исполнился ровно год, как вы приступили к исполнению обязанностей Главы Национальной полиции Украины. На третий день после трагедии с руководством МВД в Броварах на вас возложили обязанности руководителя Нацпола. Расскажите, как это происходило, что тогда происходило, и какие выводы по результатам года?

– Авиакатастрофа в Броварах стала настоящей трагедией для всех родных и близких погибших, для коллег и для государства. На самом деле, на первом году войны гибель руководства Министерства внутренних дел, еще и столь эффективного, могла поколебать дух работников всех подразделений МВД, а значит и ситуацию в стране, и сыграть на руку врагу. На тот момент глава Нацполиции Игорь Клименко смог быстро включиться во все процессы, организовывать их, коммуникировать ход событий и ставить задачи для выполнения как на внутреннем кругу, так и на публичном. В тот же день правительство возложило на него обязанности министра внутренних дел. Думаю, это всем помогло собраться и удерживать дальше служебные процессы.

Я в тот момент был начальником полиции Киева. Тогда на следующий день Игорь Клименко предложил мне выполнение обязанностей Председателя Нацполиции, к которым я приступил 20 января.

За этот год мы провели отбор, обучение, обучение штурмовой бригады Национальной полиции "Лють", которая сегодня успешно выполняет боевые задания и уничтожает врага на фронте. Это уникальный опыт полиции. И я горжусь нашими воинами. Полиция расследовала более сотни тысяч военных преступлений врага, мы учим наших полицейских по всему миру получать передовой опыт в расследовании таких преступлений, совершаемых в том числе на деоккупированных и оккупированных территориях. Установление лиц погибших, проведение экспертиз, работа криминалистических лабораторий даже за границей с целью собрания ДНК родственников погибших, овладение новыми технологиями, борьба в киберпространстве, мощное развитие системы криминального анализа и многое другое.

Прорыв, который совершает Национальная полиция по всем направлениям сейчас в условиях полномасштабной войны с год, пожалуй, в мирное время длился бы десятилетия. Но эти навыки нужны нам на вчера, поэтому мы не можем тратить попусту время, не можем отдыхать, не можем не выполнять свои полицейские обязанности, и должны быть максимально эффективны в составе Сил безопасности и обороны для защиты государства. И мы очень стараемся, и это моя ответственность – все это делать продуктивно.

– На сегодняшний день, как вы относитесь к идее привлечения полицейских к раздаче повесток?

– На позапрошлой неделе в парламент выносился один из законопроектов по мобилизации, но он получил замечания и возвращен на доработку. Звучит много мнений, заявлений и комментариев относительно раздачи повесток полицейскими, а некоторые деятели периодически озвучивают даже идею о том, что полицию необходимо мобилизовать и обязать раздавать повестки без привлечения ТЦК.

Полиция максимально способствует ТЦК в том, чтобы устанавливать местонахождение уклонистов, и в соответствии с полномочиями и при наличии необходимых документов от ТЦК, доставлять к ним таких лиц. Но вручение повесток, совместные наряды – это дополнительная нагрузка, и у нас нет такого ресурса, чтобы поставить возле каждого работника ТЦК полицейского. Мы стоим на блокпостах, ежедневно выполняем свои обязанности, в том числе и не свойственные полиции функции. Мы готовы помогать, но лично физически полицейские ходить раздавать повестки не будут. По крайней мере, до того, пока законом не будет установлена такая норма и это не будет определено нашим функционалом.

– А вам хватит людей?

– Если законом будет установлена такая норма, вручение повесток полицейскими – то не хватит. Фактически у нас в строю 98 тысяч полицейских. Из них чуть больше 20 тысяч женщин. Берем ежесуточные наряды по государству, это около 7 тысяч нарядов, в которых задействовано более 20 тысяч полицейских.

С 24 февраля 2022 года мы работаем в усиленном варианте несения службы. 24/7 все полицейские в строю. Также у нас около 15 тысяч дознавателей и следователей, ежедневно расследующих уголовные производства, в том числе более сотни тысяч военных преступлений, около 20 тысяч оперативников ежедневно раскрывают тяжкие и особо тяжкие преступления. И кроме того, создана штурмовая бригада Нацполиции "Лють", непосредственно участвующая в отпоре вооруженной агрессии РФ. В общем, если говорить о зоне, где проводятся боевые действия, там постоянно несут службу около 35 тысяч полицейских. Это и те, кто в составе "Люти" и сводных отрядов воюют, а также те, кто кроме основного функционала полицейских каждый день заступают на блокпосты, выполняют стабилизационные мероприятия, эвакуируют граждан, разбирают завалы вместе со спасателями, а также разминируют десятки тысяч гектаров наших территорий после врага.

В Донецкой, Херсонской областях также находятся полицейские. Они находятся в сверхсложных условиях, под постоянными обстрелами – располагаются в подвалах, в укрытиях. При этом работают все подразделения, в том числе полиция выезжает и фиксирует повреждения и уничтожение жилищ – это также важно для того, чтобы люди потом могли получить компенсацию.

Я считаю, что каждый должен заниматься своей работой, но у нас сегодня недостаточно ресурса для того, чтобы мы еще и ходили и раздавали повестки.

– Общественность сейчас также обсуждает вопросы мобилизации полицейских.

– У нас в стране сложилась аномальная ситуация. Если брать опыт воюющих стран, то у них во время войны действительно значительно ухудшалась криминогенная ситуация. У нас почти два года полномасштабная война, однако удается держать криминогенную ситуацию под контролем и обеспечивать гражданам внутреннюю безопасность и правопорядок. У нас нет разгула уличной преступности – по улицам не бегают люди с оружием, никого не расстреливают, не грабят, не трощат витрины. Это также благодаря тому, что мы привлекли к нарядам на улицах максимальное количество полицейских. Если до войны это было около 4 тысяч нарядов, то теперь больше 7 тысяч. Сегодня можно достаточно безопасно ощущать себя на улице. Конечно, это ощущение условно, ведь вражеские ракеты, к сожалению, долетают до всех территорий Украины.

Мы готовы к мобилизации, если будет принято такое решение, но с первого дня войны полицейские уже воюют, выполняют боевые распоряжения. Это и "Лють", и объединенные отряды из всех областей.

Если мы мобилизуем еще полицейских, у нас возникнет проблема с комплектацией и это может сказаться на криминогенной ситуации. Кстати, полиция не исчерпывает мобилизационный ресурс. В 2022-23 году мы очень взвешенно подходили к тому, кого набираем в полицию. Исключена возможность попадания уклонистов, у нас есть соответствующие базы, по которым мы проверяем людей.

Также играет роль возраст. У нас 60% – это молодые люди от 18 до 25 лет. В "Люти" также у нас в основном молодые люди до 27 лет. Мы набирали их на конкурсной основе. В бригаде около 30% бойцов – это полицейские, которые были в рядах полиции и до полномасштабного вторжения. Конечно, в первые дни мы отпустили всех, кто принял решение вступить в ряды армии, ведь у нас нет механизма перевода в Вооруженные силы Украины. Поэтому это возможно было сделать только из-за увольнения из Нацполиции. Другие полицейские, кто хотел воевать, – пошли в штурмовую бригаду "Лють".

– Вы говорите, что преступность не выросла. А как она изменилась за время войны, появились ли какие-нибудь новые черты?

– Мы все равно так или иначе смотрим по количеству преступлений на 10 тысяч населения. Конечно, этот показатель в больших городах и областях больше, чем в маленьких регионах. Это закономерность. Во время войны снизилась на 20-30% уличная преступность. В том числе благодаря комендантскому часу. А также благодаря присутствию полиции на улицах.

Уличная преступность стала меньше практически во всех регионах. Что касается общего количества преступлений – оно возросло, в том числе регистрация тяжких и особо тяжких. Это объясняется, во-первых, изменениями в законодательстве. Раньше простые кражи квалифицировались как нетяжкие преступления, а сейчас они квалифицируются как совершенные в условиях войны, и уже тяжкие. Во-вторых, во время войны мы документируем военные преступления. С начала войны мы задокументировали их более 111 тысяч, и все они входят в общую структуру преступности. Поэтому если брать общую цифру, она выросла. Но криминогенная ситуация не изменилась и контролируема.

Что касается латентных преступлений – это те преступления, которые мы сами выявляем. Это, в первую очередь, незаконное обращение наркотиков, оружия и взрывчатки. Мы в разы больше стали их документировать и раскрывать. Потому они также формируют рост регистрации преступлений.

– С бытовой преступностью так же? Или мы фиксируем какие-то взрывы общей агрессии в семьях?

– Мы фиксируем рост количества обращений по этому виду правонарушений, а также понимаем, что и после войны работы у нас меньше не станет. Уже отработаны механизмы противодействия, в том числе предусмотрена уголовная ответственность. И потерпевшие от домашнего насилия видят обратную связь и помощь полиции, но уже в большинстве случаев обращаются к нам. Хотя это достаточно латентный вид правонарушения, но мы и с Офисом генерального прокурора, и с общественными организациями сотрудничаем и всесторонне доносим гражданам, почему нужно обращаться в полицию, что можно сделать и как правильно поступать в таких случаях.

– Что касается преступлений, совершаемых военными, есть ли понимание, ухудшится ли ситуация в будущем?

– Мы фиксируем такие факты, но в масштабах всеобщей преступности. Понимаем, что делать после войны. В МВД введена концепция "Безопасная среда", где предусмотрены все шаги, как мы будем обеспечивать правопорядок. Также необходимо максимально трудоустроить военных, которые будут демобилизованы. В "Люти" воюют именно полицейские, которые после завершения войны вернутся в полицию. Они будут следователями, дознавателями, оперативниками, патрульными и так далее. Относительно военных – они умеют воевать и имеют навыки, которые всегда востребованы в криминальных структурах. Однако мы понимаем, что это вопрос государственного масштаба, и необходимо будет трудоустроить наших военных. Они должны понимать и чувствовать, что они нужны государству.

– Комендантский час. В октябре был скандал в клубе Boho, после которого в МВД заявили, что пока нет инструментов, как с этим бороться. С тех пор что-нибудь изменилось?

– Практически с первого дня полномасштабной войны по всей стране был введен комендантский час, и он действительно показал свою эффективность. Но не все граждане сознательны. Когда я был руководителем киевской полиции, мы массово выявляли граждан, которые ночью гуляли по улицам, проверяли их на причастность к диверсионно-разведывательной деятельности. В большинстве случаев причастность не подтверждалась. Но мы ждем принятия закона об ответственности за нарушение комендантского часа, так как до сих пор нет действенного законного механизма привлечения к ответственности именно за нарушение комендантского часа. Ведь в 2022 году был представлен законопроект, но он не был рассмотрен. В октябре 2023 года был подан еще один, на этот раз, который предусматривал ответственность не только для граждан, но и для хозяйствующих субъектов, как раз после этих скандалов с заведениями. И уже в декабре в первом чтении он был рассмотрен. К сожалению, до сих пор он не принят Верховной Радой.

– А нужен ли вообще комендантский час в Киеве?

– Я думаю да. Ночные заведения, развлекательные заведения не должны работать. Извините, когда у нас ежедневно гибнут люди на фронте, а здесь клуб ночью показательно устраивает массовые гуляния. Это неуважение. Я думаю, должна быть административная ответственность за нарушение комендантского часа. В последнем законопроекте предусмотрены штрафы как для физических лиц, так и для хозяйствующих субъектов. Для физических лиц штраф предусмотрен в размере 1700 грн и 3400 грн за первое нарушение, за второе – от 3400 грн до 6800 грн. Это, к слову, немало для физических лиц. А для хозяйствующих субъектов за первое нарушение от 50 тысяч до 102 тысяч гривен, а за повторное от 170 до 240 тысяч. Я думаю, никто не захочет отдать свою выручку.

– Вы после Boho фиксировали громкие случаи?

– Да, фиксируем. Это же не только к Киеву касается. Они работают в режиме светомаскировки, закрываются, люди заходят в комендантский час, там всю ночь развлекаются, а уже по окончании комендантского часа их выпускают.

Кстати, также было предложение по административным задержаниям. Когда законодателям нам будут предоставлены все необходимые инструменты, желающих нарушать станет меньше.

– Предатели. Многие ли полицейские остались на оккупированных территориях и как они работают на врага?

– Мы не прекращаем фиксировать деятельность наших бывших коллег, у нас этим занимается внутренняя безопасность. Задокументировано, если брать все категории коллаборантов и предателей на всей территории, более 2,5 тысячи граждан. Из них полицейских около 900. Как правило, это те, кто не добился успеха до оккупации территории, нарушители дисциплины, те, кто не имел шансов стать на руководящие должности. Когда вошли россияне, эти люди решили, что могут стать более успешными в квази-образованиях оккупантов. Среди этих 2,5 тысячи более 1,5 – это граждане, которые так или иначе стали работать в органах государственной власти, оккупированных россиянами.

Относительно тех, кто сейчас служит в так называемой "милиции" на оккупированных территориях, – это и бывшие милиционеры, даже в возрасте 60 лет, и гражданские, никогда не работавшие в правоохранительных сферах нашего государства. Эти бывшие милиционеры не работали в полиции, они были уволены, обижены на государство, – а сейчас там они руководят следствием, дознанием, и теперь "шьют" дела нашим гражданам. Что касается тех, кто не работал в правоохранительной системе Украины – на оккупированной части в Запорожской области так называемую милицию возглавляет женщина, которая вообще была юристом.

– А когда был последний случай, когда полицейские вышли из оккупированной территории?

– Больше года назад. Херсонские полицейские выходили уже после деоккупации, это были те, кто не мог уехать с оккупированной территории. Кто прошел проверки – они снова работают. Некоторые перешли на сторону врага, они не вышли и поехали вместе с русскими. Но если брать количество предателей в рядах полиции, это меньше тысячи человек, и это меньше 1% всего количества работников Национальной полиции.

– Есть ли у вас нехватка кадров, в каких направлениях?

– У нас не хватает патрульных полицейских – некомплект больше 20%. И общий некомплект – 17,5%. Цифра постоянная, мы понимаем, что необходимо пополнять мобилизационный ресурс, поэтому сейчас проводим минимальное количество конкурсов, и набираем по крайней необходимости. Если будут вопросы задействования на фронте большего количества полицейских, мы будем заниматься пополнением рядов НПУ. Пока мы работаем с 98 тысячами, так было и до войны.

– Вы и ваши коллеги периодически бываете на деоккупированных территориях. Что вас там удивляет?

– Мне жаль тех людей, которые были под оккупацией. Многие просто не имели возможности оттуда выйти. Удивляет и дерзость и жестокость россиян, и те методы давления на гражданское население. Мы все помним советские фильмы о Второй мировой войне, и какими там были изображены фашисты. Россияне действуют так же – унижают, насилуют, убивают, пытают. Я был на этих территориях в мирное время и сейчас приезжаю, а там разбиты дома, инфраструктура. Смотришь в глаза этим людям, и это невыразимая боль и гнев, что русские уничтожают все на нашей земле, при этом подают это так, будто они нас "освобождают".

- Как сейчас происходит эвакуация, сталкиваемся ли мы до сих пор с проблемой, что некоторые люди не хотят ехать с прифронтовых территорий?

– Да, такая проблема есть. В основном, эвакуацией занимаются наше полицейское подразделение "Белые ангелы". Это 22 рабочие полицейские группы по всем прифронтовым территориям. Самые эффективные подразделения в Донецкой области, где они были созданы. Это полицейские, в том числе и с навыками выезжающих туда парамедиков, куда уже волонтеры не ездят, полицейские завозят продукты, лекарства, вывозят оттуда людей. Первые машины, на которых они туда ездили – это были белые кареты "скорых", поэтому люди их назвали "Белыми ангелами".

Сейчас в "Белых ангелах" 81 полицейский, а именно в Херсонской, Донецкой, Харьковской и Луганской областях. Больше всего привлекаются на Донецком направлении. С начала войны они эвакуировали около 9 тысяч человек. Конечно, есть случаи, когда люди не хотят эвакуироваться. Они объясняют по-разному, чаще говорят, что некуда ехать, спрашивают – а где мы будем жить? Поэтому перед эвакуацией конкретных семей мы определяемся с местными властями. Они организуют места в санаториях, общежитиях. Некоторые люди говорят – я здесь вырос, никуда не уеду, у меня будет все хорошо. Но, к сожалению, бывают и такие случаи, когда за день, в два несколько раз приезжали полицейские, уговаривали уехать, человек отказывался. На следующий день прилетел снаряд, сгорел дом и люди погибли.

Законно мы не можем принудительно забирать людей, включая детей. Есть соответствующая процедура только по решению суда. Для того чтобы суд вынес решение об эвакуации ребенка, нужно доказать, что он не содержится и не воспитывается ненадлежащим образом, медицински не обеспечен. По процедуре суд рассматривает это около месяца. А у нас столько времени нет. Просто принудительно забирать детей – это уже уголовная ответственность полицейских. Но, как правило, нам удается убедить такие семьи в необходимости эвакуации.

– Должна ли быть у полиции такая возможность?

– Мы находим механизмы. Мы все-таки доносим свою позицию и увозим оттуда людей. Волонтеры также заботятся о оставшихся там людях, везут им туда одежду, еду. Сами эвакуационники также часто подвергаются обстрелам. Мы обеспечиваем их бронированным транспортом, благодаря чему было спасено уже много жизней.

– Увеличилось ли с начала войны мошенничество, в частности в сфере волонтерства?

– Мы не видим особого увеличения мошенничества в сфере волонтерства. Сначала был всплеск, сейчас нет. Схемы просты – например, родные военных получают выплаты, а мошенники пытаются эти средства у них выдурить. У нас есть определенный рост мошенничества. Однако и раскрыто таких преступлений также больше.

Мы занимаемся профилактикой, постоянно говорим о мошеннических схемах, таким образом люди понимают, что происходит, и уже меньше реагируют на мошенников. Полиция ликвидировала более 60 групп мошенников, "работающих" с мест лишения свободы. Самая большая сфера мошенничества сейчас – это продажа несуществующих вещей в интернете, это где-то 60%. Звонки "из банка" – 10%. Но если в июне 2023 года у нас было где-то 600-650 обращений в сутки мошенничества, то в декабре их было уже где-то 400. И мы отслеживаем тенденцию на снижение.

– Оборот оружия на руках. Много ли вы ее фиксируете и будет ли это угрозой дальше?

– Сейчас мы стали изымать оружия гораздо больше. Это тонны взрывчатки, миллионы патронов, тысячи гранат, пистолетов. Что касается оружия, которое раздавали в начале войны, мы его сейчас не забираем у граждан. Потому что идет война, и с оружием люди чувствуют себя безопаснее. Есть законопроект, чтобы провести регистрацию этого оружия и учесть его. Чтобы гражданин пришел, зафиксировал его. После чего оружие будет отстреляно, учтено и возвращено гражданину. А уже после окончания войны в течение 90 дней будет необходимость ее сдать. Если не сдал – тогда уже уголовная ответственность.

– А вы думали предлагать денежное вознаграждение за это?

– Думали, но у нас нет такого ресурса. Это, конечно, мотивация. Другая мотивация – оставлять оружие гражданам, но делать его не огнестрельным, выхолащивать его. Конечно, оружие на руках – это одна из проблем. Мы, бывает, изымаем колоссальные объемы. Недавно изъяли в Николаеве у одного фигуранта арсенал целый. Там была даже боевая часть от "Шахеда". Люди даже такое приносят себе домой.

– После кейса в Днепре, когда полицейский застрелил напавшего на его коллегу мужчину, общество подняло вопрос авторитета полиции в целом. Как вы думаете, почему среди украинцев у полицейских достаточно низкий авторитет? С чем это связано?

– Философский вопрос. Как ни крути, полиция – это, в том числе, карательный орган. Она наделена государством правом на применение насилия в целях обеспечения правоохранительной функции. С одной стороны, мы защищаем публичный порядок на улицах, регулируем дорожное движение, с другой стороны, расследуем колоссальное количество производств. Есть и граждане, которые привлекаются к ответственности. У каждого такого человека есть родственники, близкие. И они не хотят признавать, что государство правильно поступило – да, мой родственник торговал наркотиками или оружием, или убил кого-то, но по их мнению, как правило, он все равно невиновен. Но ведь мы – полиция, и руководствуемся исключительно законом. Здесь всегда есть две стороны, одна из которых будет недовольна работой полиции.

– То есть мы воспитаны в недоверии к полиции?

– Не скажу что в недоверии. Это архаизм из девяностых, когда милиционеры могли избивать, пытать. У нас ведь совсем другие механизмы. Да, бывают единичные случаи превышений, но они взрываются на все государство. Нет системности в этом.

С другой стороны, наши граждане также должны быть правосознательными. А у нас от полиции требуют, чтобы мы соблюдали нормы, однако есть и граждане, которые сами ведут себя максимально неадекватно, как в этом случае в Днепре, и не соблюдают нормы поведения и закона. Это не может быть односторонняя позиция. Почему в тех же Соединенных Штатах, когда к гражданину подошел полицейский, он кладет руки на руль и не позволяет себе даже резких движений? У нас еще сохраняется этот архаизм восприятия полицейского, но, я думаю, это со временем отойдет. Полиция существенно отличается от милиции, это совсем другая философия. В первую очередь – есть защита и помощь людям.

– Вы за годы работы увидели, что люди меняют отношение к полиции?

– Да. Мнение меняется. И, опять же, мы – самый большой и самый близкий к людям правоохранительный орган, нас видно, мы в форме. Судей, прокуроров, ГБР, НАБУ – их не видно, ты их на улице не отличишь. А полицию ты видишь рядом каждый день. Но мы стараемся делать все, чтобы государство было в безопасности.