Андрей "Дюк" Понар: Война затянется надолго, но россияне так и останутся в изоляции

Андрей "Дюк" Понар ушел на войну в 19 лет. После Майдана, оккупации Крыма и части Донбасса решил, что не может оставаться в стороне. "Азов" выбрал после Иловайского котла, а еще потому что там был его брат. Полномасштабную войну Дюк встретил недалеко от Мариуполя. Затем последовали тяжелые месяцы на "Азовстали" и не менее тяжелые – в российском плену.

В разговоре с "РБК-Украина" боец рассказал, как с собратьями до последнего защищал Мариуполь, который россияне методично равняли с землей, как прошло "интервью" с пропагандистами, пока он находился в плену, и когда он понял, что его везут в обмен. Ниже сокращенная версия разговора, полное интервью в видеоверсии на YouTube канале РБК-Украина .

– Насколько я знаю, ваш позывной "Дюк".

– Да.

– Почему?

– Мне понравился позывной "Дюк". На английском переводится как граф. Просто понравилось. Так вышло в жизни.

– Почему вы решили выбрать путь военного и когда?

– Вообще в 2014 году с началом войны в Украине для себя решил, что пора защищать государство.

– Сколько вам было лет?

– 19. С началом войны, после Майдана, после всех событий на Майдане, после захвата Крыма и начала АТО я уже решил бросить работу, я занимался бухгалтерией и принял решение попасть на войну.

– Приняли решение поехать на Донбасс?

– Конечно.

– А почему в составе "Азова"?

– Я хотел сначала попасть в "Правый сектор", меня в "Правый сектор" не взяли, потому что у них было очень много народа, не было вооружения и они не могли себе позволить еще кого-нибудь набирать. Хотел попасть в ВСУ, в ВСУ не брали, потому что в то время я был комиссован. Срочную службу я не служил и потому никто даже не рассматривал молодых пацанов брать. Было принято решение, а к тому времени у меня уже в "Азове" находился брат с позывным "Милан" и я принял решение прийти к нему в "Азов", потому что сначала мы думали, что необходимо будет находиться в разных подразделениях, чтобы в случае чего оба одновременно не погибли. Разные ситуации бывают.

После Иловайского котла было принято решение, что я тоже перехожу в "Азов", уже полностью я попал в полк в сентябре 2014 года.

– Вам не страшно было? 19 лет и вы принимаете для себя такое тяжелое решение идти на войну.

– Да я думаю, всем страшно, но все заключалось в том, что я о себе думал, наверное, в последнюю очередь. То есть вопрос так не стоял – страшно или не страшно. Сложилась такая ситуация – в стране война. 21 век, Украине необходимо было тогда и необходимо сейчас отстаивать свою независимость. Мы попали в такой прекрасный период времени, исторический период, когда нам выпало защищать свое государство и свою независимость, то есть отстаивать ее собственными силами.

Фото из личного архива Андрея Понара

– Как вы встретили первый день войны? Вы знали, что 24 февраля на нас нападут? Потому что для многих мирных это была неожиданность. А для военных как?

– Лично для меня определенные предпосылки к тому, что война начнется, они были. Чтобы сказать, что все были уверены в том, что начнется война, думаю, об этом не знал, наверное, никто. Мы ждали войны. Мы старались максимально, как мы могли, подготовиться, мы максимально готовились. Мы, так сказать, перестраховывались, чтобы это не стало для нас неожиданным. И 24 числа с самого утра, в 4 утра меня будит командир со словами: "Летят ракеты".

– А вы где были?

– В Юрьевке, база "Азова" в селе Юрьевка Донецкой области, недалеко от Мариуполя. Я думаю, какие ракеты, он говорит: "Ракеты летят по Киеву, по Одессе". Я думаю: "Да нет, что-то не то". Через минут 15, я сам из Франковской области, из дома звонят по телефону, что по аэродрому в Коломне ракеты попали. То есть Франковская область, где Франковск, а где АТО, прилетают ракеты. Здесь уже все ясно, что началась война.

– Вы в первых числах полномасштабного наступления уехали в Мариуполь? Какая там была обстановка?

– В начале войны в Мариуполь тоже прилетела ракета. Мариуполь начали бомбить самолетами с первого же дня, артиллерией и "Градами" дальнобойными обстреливали. Микрорайон Восточный, ближе к восточной стороне, туда, в направлении Широкино. Начались в городе взрывы, началась у людей массовая паника, не понимали, что происходит. И было принято решение защищать Мариуполь, защищать его от возможного наступления в Мариуполь россиян.

– Я чего спрашиваю, Мариуполь был такой горячей точкой действительно с первых дней войны, на него было сразу брошено очень много сил.

– Ну, конечно, потому что получилось так, что россияне из Крыма, пройдя все, что только можно, буквально в походном порядке доезжают колоннами 800 машин из Бердянска до Мариуполя, из Широкино выходят воины "ДНРии", с севера россияне прошли через Волноваху, со всех сторон к нам идут. Ну… Принимали бой.

– Как вы думаете, почему россияне так зацепились за этот Мариуполь? Они же его не отпускали, пока вам не дали приказ выйти из "Азовстали".

– Я думаю, это все связано с полком "Азов", потому что все понимали, что "Азов" в Мариуполе…

– Колыбель "Азова".

– Да, конечно, "Азов" и Мариуполь – это вещи совместимые, это одно целое. Я думаю, они начали свою тематику денацификации, им был конкретно интересен "Азов". Как символ, я думаю, какой-то символизм они в этом закладывали, может быть.

– Что, если поборят "Азов", то поборют нацизм в Украине?

– Вполне возможно.

– Как вы оказались на "Азовстали"? Я так понимаю, что россияне поджимали, брали в какое-то кольцо или как это происходило?

– 24 февраля пришел приказ. Я разворачивал командный пункт на "Азовстали". Я из подразделения одного, мы занимались определенной деятельностью, нам был отдан приказ попасть на "Азовсталь" и там определенной деятельностью заниматься.

– А потом, когда все были на "Азовстали", мы это слышали, и этот вопрос был постоянно на повестке дня, что "Азовсталь" регулярно бомбили. И там оказались и мирные жители. Как это было изнутри?

-Ну, здесь нужно понимать, что на "Азовстали" все, кто был, они там были с середины апреля и дальше. Еще до войны на "Азовстали" были бункеры, это, если я не ошибаюсь, 34 бункера. Бункеры были построены против воздушных ударов, они не были готовы к таким массированным авиаударам. Это старый завод, старые бункеры, гражданских пускали в те бункеры, потому что гражданские искали убежища. Бомбили не только "Азовсталь". Бомбили с начала февраля весь Мариуполь. Самолеты летали через 15 минут, через каждые 15 минут самолеты летали и сбрасывали ФАБы по всему Мариуполю. ФАБы складывали девятиэтажки полностью.

– ФАБ-500?

– Сначала там были не только ФАБ-500, там сначала были ковровые бомбардировки меньшими бомбами. Я не понимаю, как они выбирали цели. Самолетами они ровняли полностью весь город, то есть я бы еще понял, будь там какие-то военные, или еще что-то. Просто уничтожали всю инфраструктуру, все дома. Вот просто все. Самолеты летали круглосуточно, они просто круглосуточно сбрасывали бомбы на город. Во всех районах города. Не было такого места, где самолет в день не сбросил бы бомбу.

– Это потому, что они таким образом хотели взять город, неважно, сколько будет потерь? Нет, ну, конечно, сейчас, на 8 месяц войны это говорить не приходится, мы все понимаем, как воюют русские, но сам факт – вы берете город и вы его просто под ноль уничтожаете.

– Выходит, что с самого начала самолеты бомбят с неба, танки подъезжают, так же уничтожают жилые дома, частные дома танки просто выносят, там один выстрел танка и все дома нет. "Грады" круглосуточно стреляют с моря, то есть корабли – БДК (большой десантный корабль – ред.) выходили из Бердянска, подходили к Мариуополю и круглосуточно "Грады" падали по Мариуполю. Они разворачивались, плыли обратно в Бердянск, перезаряжались и так же круглосуточно из моря стреляли "Градами". Первоначально оборона была более широкая, по факту, можно сказать, в окрестностях Мариуполя. И с каждым днем все это уменьшалось, то есть давление было очень большое, все уменьшалось и дошло до обороны на "Азовстали".

– Вы сказали, что на "Азовсталь" пришли мирные искать убежище. Как вы с ними сосуществовали? Есть военные, есть мирные жители. У вас свои задачи, а мирные жители боятся, им нужна еда, им нужен любой комфорт. Как это было?

– У нас были запасы пищи и мы постоянно, пока они были, заносили в их бункеры еду, потому что там были женщины, дети, некоторые мужчины. Чтобы пополнять запасы, чтобы никого не бросить, постоянно разносилась еда, формировались запасы в том или ином бункере, чтобы люди имели, что есть. Женщины были с маленькими детьми, там было очень много маленьких детей, младенцев и всем чем могли максимально старались помочь. Они помогали нам тем, что могли печь какую-нибудь пищу, хлеб, а мы им. Так как-то сосуществовали.

– А у вас была возможность связаться со своими близкими?

– Да, была. Мобильный интернет и связь вообще отключили где-то в начале марта, числа, наверное, 10-го. После 10 марта в Мариуполе вообще не было мобильной связи. Позже появились Starlink. То есть была возможность через интернет связаться с родными, ну и просто пообщаться.

– И что вы говорили родным?

– Все прекрасно. Всё хорошо, всё нормально. Там больше нечего сказать. Ну, я думаю, все вообще видели, понимали, что происходит, рассказывать о происходящем вообще не хотелось. Все говорили, что все хорошо.

– Мы с вами разговаривали, вы говорили, что бункер бомбили очень сильно. И, насколько я поняла, вы заранее знали, что готовятся к вылету самолеты.

– Нам было известно, когда готовятся на взлет самолеты, и они, в основном, летели только в Мариуполь. Все доходило до того, что просто обычный Су-25 с ФАБ-500 летал через каждые 15 минут, ну, буквально 15 минут и падает бомба с неба. Несколько раз в день в Мариуполь залетали стратегические бомбардировщики и сбрасывали уже ФАБ-3000, то есть там максимально, если я не ошибаюсь, залетело 11 самолетов, и каждый сбросил по ФАБ-3000.

– Это 3 тысячи килограммов.

– 3 тысячи килограммов бомба, да.

– И как бункер выдерживал? Не выдерживал ли он?

– Бункеры не выдерживают такой нагрузки. Насколько я читал, эти бункеры на "Азовстали", они рассчитаны на один удар ФАБ-500. Один удар ФАБ-500 в крышу он выдерживает, больше не выдерживает. В дальнейшем это пробитие бункера.

– То есть они по бункерам били и вы просто перемещались как-то дальше или глубже?

– Мы меняли бункеры. Надо понимать, например, что выйти на поверхность – это целое задание. Чтобы пройти по поверхности из пункта А в пункт Б, чтобы в тебя ничего не прилетело, это было невозможно. Стреляли одновременно из всего. Наверное, все вооружение, которое было в Российской Федерации, все одновременно летело с воды на "Азовсталь". С моря, с суши, с воздуха. Все, что возможно, все летело. И это была целая задача. Позже мы решили, что мы можем перемещаться по "Азовстали" по подземному пути, было подземное сообщение. И они начали теми же бомбами перебивать подземное сообщение, но мы его откапывали и дальше по нему ходили.

– Когда ваши командиры получили приказ, что будет происходить эта процедура эвакуации, вы будете выходить из "Азовстали", по вашему личному мнению, когда вы там были, еще была у вас возможность там оставаться и продолжать бороться или это не имело смысла и нужно было наоборот раньше выходить?

– Ну, я думаю, что это было очень правильное решение. Рано или поздно все бы закончилось тем, если бы мы продолжали дальнейшую борьбу, просто бы всех убили. Мы могли бы продолжать до конца на заводе бороться до последнего воина, но погибли бы все. Это все отлично понимали. Считаю, что это было верное решение. Я больше чем уверен, что это было тяжелое решение для команды, но нужно было сохранить жизнь всему составу и в дальнейшем сражаться. Не в таком формате, как было в Мариуполе, все понимали, что варианта, чтобы мы смогли бы в Мариуполе победить, уже не было бы никакого. Все понимали, что придет эта точка Х, когда всем будет конец. Просто в каком формате он придет, еще никто не понимал.

Все свелось к постоянным потерям каждый день. Очень много раненых, отсутствие медикаментов, антибиотиков полностью, люди заживо гниют. Нет возможности оказать им какую-либо медицинскую помощь. Отсутствие даже простых бинтов. Кончалась еда, боеприпасы, по факту все. Все прекрасно понимали, что настанет какой-то день, когда что-нибудь произойдет.

– Когда вы вышли на поверхность, мы видели видео от пропагандистов, они показывали, как выходят воины, как стоят оккупанты. Как это вообще происходило? Они проверяли ваши вещи, сортировали вас по линиям?

-Эвакуация из "Азовстали" происходила постепенно. Выходили партиями. Определенная группа выходит из Азовстали, эвакуация происходила несколько дней. С 15 по 20 мая. Сначала увезли раненых и потом уже в дальнейшем начали вывозить всех. Ты выходишь с завода, ты отдаешь оружие россиянам, и ты направляешься дальше, ты идешь прямо, доходишь до моста, на мосту стоят русские, готовятся проверять твои личные вещи. У тебя забирают все, что считают запретным, сажают в автобусы и везут в Еленовку.

– На этапе, когда вас проверяли, видели, что многих раздевали. Проверяли татуировки, я так понимаю?

– Это было скорее связано с пропагандой. Они искали нацистов, некую нацистскую символику, свастики, еще что-то. Видео видели все, кого раздевали.

– А они всех раздевали?

– Это было избирательно. Меня не раздевали.

– А у вас спрашивали – "Азов"?

– Конечно, выходишь, там сразу стоят ФСБ, спрашивают воинское звание и должность. Им было интересно, кто есть кто.

– Сколько времени вы пробыли в Еленовке и как там было?

– В Еленовке я пробыл 2 месяца, с 20 мая по 14 июля. Условия были относительно нормальными.

– А какие были условия?

– Условия как условия. Ничего особенного. Приятного мало, но и сказать, что очень плохо, не стоит. С питанием была определенная проблематика, потому что питания было по факту мало и не было соли, например, сахара, все было очень… Диетически.

– Если так можно сказать. Потом вас переместили?

– Да, потом меня отвезли в Донецкую прокуратуру и закрыли в Донецком СИЗО.

– И до конца плена вы были уже там?

– Ну, юридически выходит, что мы попали на эвакуацию и уже в дальнейшем, когда вывозили из Еленовки, нас уже передавали по факту в квазиреспублику "ДНР".

– Кто вами командовал? Кто был в СИЗО? Это были россияне, или это были так называемые "ДНРовцы"?

– Так называемые "ДНРовцы". В дальнейшем, после попадания в Донецк, нами занимались "ДНРовцы". Приезжали следователи из Российской Федерации на допрос, постоянно были допросы, но в основном все пребывание там, проживание, все уже дальше велось со стороны "ДНР".

– И как сами "ДНРовцы" себя ведут? Они были более жестокими, или менее жестокими? По факту, это люди, которые родились в Украине, а теперь они представители квазиреспублик.

– У них есть определенная агрессия, ненависть и непонимание. К примеру, я сам из Ивано-Франковской области, мне часто говорили о том, зачем я, "бандера", приехал в Донецк воевать? На это я отвечал, что приехал Украину защищать, чтоб не было войны. Потому что все понимают, что АТО началось с вывешивания российских флагов в администрациях городов Донецкой области. Люди с автоматами, на них были шевроны РФ, когда все начиналось. Было понимание, что Крым оккупирован и здесь начинается такое же в Донецкой области. На что они очень сильно агрессивно реагировали и объявляли о том, что у них ополчение. У них "ополчение", они хотят независимости. От чего? Говорили, что они не хотят Майданов. Снова были мифы о Майданах.

– Они так хотят независимости, что даже провели свой псевдореферндум.

– Конечно. Их логику не понять, чего они хотят. Обычным людям очень тяжело там, на самом деле. Потому что там условий жизни нет. Пока мы были в Донецком СИЗО на донецких условиях, сидя в камерах, мы прекрасно понимали, что нам приносят еду и эту еду также эти люди, которые нас держат, так же и едят. У них нет какого-нибудь лучшего качества пищи.

Я больше чем уверен, что где-то в глубине души они прекрасно понимают, что, как бы то ни было в дальнейшей жизни, жизнь, которая у них была, когда они были в Украине, у них больше такой никогда не будет. В Украине очень хорошая жизнь по сравнении с тем, как сейчас в «ДНР» или в России. Я думаю, они это прекрасно понимают. Им всегда было интересно, какая у нас заработная плата. Когда пересекались с кем-то из военнослужащих, всегда было интересно, какая зарплата. Мы называли сумму в гривнах, они переводили на рубли и сразу следовал шок. Они не ожидали такого.

Это не только было связано с ДНР. Например, эта федеральная служба наказаний, эти же инспекторы, также интересовались уровнем нашей зарплаты, хотя они россияне, которые приехали нас охранять в Еленовке, у них был шок. Они не понимали, как так у них получается, что мы сражаемся за свое государство, нам платят достойную заработную плату, как военнослужащим, жизнь ценится. А у них нет. Для них это было очень эмоционально, видно было, что они не понимают.

– Еще одно доказательство того, что в основе этой войны лежит банальная зависть. Насколько я знаю, вы тоже были одним из тех, кто давал так называемые "интервью". Как это было?

– Я давал интервью телеканалу "Россия-24". В один прекрасный день приходят инспекторы, называют фамилию, говорят: "На выход". Я иду, проводят в кабинет, садятся. Заходит мужчина, говорит: "Я с канала Россия-24, хочешь общаться?" Я думаю – в принципе нет, но у меня есть выбор? Выбора нет. Говорю: "Ну давайте пообщаемся". Ставится камера, мужчина и сбоку оператор, так же сбоку два инспектора, которые наблюдают за происходящим процессом. Основные вопросы, которые задавали, это вопрос первый был "как вы попали в плен?". Я понимаю, что "Россия-24", значит необходимо немного пошутить, я говорю: "На автобусе приехал". Им этот ответ вообще не понравился. Они сначала хотели, чтобы я разговаривал на русском языке, потом в процессе поняли, чтобы я из Франковской области, на русском не очень говорю, говорил на украинском.

– А они вообще понимали? Они же говорят, что не понимают наш язык.

– Ну, вообще понимали, но такие слова как "сентябрь" (вересень - ред.) и "март" (березень - ред.) мне приходилось объяснять. А в большинстве своем они понимали. Ну, они всегда хотели, для них это было принципиально, чтобы я общался на русском языке. Началось интервью, вопрос был об удержании в плену, бьют ли, хорошо кормят, как отношение. Ответы были одни, других ответов нет. Следующий вопрос, который меня очень сильно удивил, это был: "Почему "Азов" себя ставит выше других подразделений и военных формирований в Украине?". Он сразу начинает манипуляцию, ставит одну руку так (выше), другую так (ниже), хочет, чтобы я повторил его действия, на камеру так же сделал. На что он получил ответ, что это не так, все равны между собой. Следующие вопросы были уже по излюбленной теме – нацизм, фашизм. Сидит, рассказывает мне, что в фашистской Германии был лозунг...

– Германия превыше всего?

– Где-то в таком смысле (судя по всему, отсылка к лозунгу "Украина превыше всего" – ред.). Да, я говорю, в этом я не вижу чего-то плохого. Украина превыше всего – это фраза, которая имеет символизм, в нее не заложено ничего нацистского, не заложен захват других государств, бомбардировки других городов, убийства людей. Здесь вообще ничего не связано с нацизмом, отношением к себе выше, чем к кому-то, выше народов, наций, вообще ничего такого.

– А он что?

– Он дальше продолжал что-то.

– То есть, они даже не понимают разницу между нацизмом и национализмом?

– Именно этот мужчина, который вел интервью, он прекрасно все понимал, он образованный мужчина, я более чем уверен, что он понимал, что он говорит и как все происходит.

– А как он представился?

– Я не помню. Журналист телеканала "Россия-24", пришел знакомиться, говорит: "Меня зовут так и так, я журналист канала "Россия-24", в Украине у вас запрещен, наверное". Я говорю: "Я вообще не знаю, что такое "Россия-24", что, серьезный какой-то канал?". Он говорит: "Ну, в Украине, наверное, запрещен". Говорю: "Наверное, да, если я его не видел".

– А потом они оставили каких-то 5 секунд?

– Да-да, 10 секунд видео, вообще так интересно. Где по факту я ничего не сказал.

– Когда был обмен, вам об этом сказали, вы готовились или это было день в день?

– Да как сказать день в день. Это такая длинная процедура. О том, что прошел обмен, я уже понял на границе с Украиной. Об обмене это было, наверное, последнее, что я думал. 19 сентября посреди ночи открывается дверь в камеру, выводят из камеры. Обычно камеры никогда не открываются. Называют фамилии, имя, я удивлен, думаю, наверняка что-нибудь интересное сейчас будет.

Вышел в коридор, а там всегда голова опущена, я смотрю формы: синяя – инспекторская, зеленая – российской армии, черная форма – непонятно кто. Какой-то гражданский парень с ноутбуком. Человек 10-15. Назвали фамилию имя, дату рождения, сказали поднять голову, посмотрели на меня, все ушел. Я слышу, из других камер тоже вызывают людей. Но вызывают в большинстве офицеров. Я думаю – что-то плохое однозначно.

На следующий день нас выводят, там происходят определенные процессы, нас грузят в КамАЗы и мы куда-то едем. Потом приехали, нас грузят в самолет. Мы летим-летим. Это очень долгий процесс. Мы куда-то прилетаем, кого-то выносят из самолета, кого догружают. Мы снова куда-то летим. Летим-летим. Прилетаем, нас выводят и уже по факту я понял, что наверняка есть какие-то хорошие возможные варианты, когда тебя ведут, заводят в какой-то транспорт, ты садишься и у тебя мягкое сиденье. И тут закралась мысль, что это что-то хорошее, потому что это комфорт, а он как бы не присутствует в таких условиях.

Нас привезли к границе, развязали глаза. Я вышел из автобуса и увидел мужчину, а у него на кепке "СБУ" и я понял – да, наверное, что-то хорошее.

– Во время плена и у вас была возможность связаться с близкими?

– Нет. Не было. Вообще не давали связи.

– А была ли возможность поговорить с представителями международных организаций? Вообще видели их?

– Никого не видел вообще. Единственный раз, когда мы выходили из "Азовстали", были представители Красного креста, давали заполнить анкеты, что ты хочешь сообщить Украине, что находишься в плену и о том, что они сообщат твоим родственникам, что ты находишься в плену. Все, больше ничего не было.

– Оккупанты во время плена вообще рассказывали вам о том, что происходит в Украине, или они пытались вас дезинформировать и демотивировать?

– Конечно пытались. Был такой увлекательный момент. С самого начала в Еленовке, там было так – ты из барака выходишь, двигаетесь в столовую, вас инспекторы ведут. Инспектору скучно, он рассказывает: "Мы, русские, уже гаубицы "777" уничтожили". И кто-то из ребят кричит: "Что вы можете уничтожить, если вы кричали, что вы Киев за три дня возьмете и ничего не связали!" И все, как-то он обиделся на нас и ничего не говорил.

В дальнейшем при общении с инспекторами они всегда рассказывали, как уничтожаются, захватываются наши города, села. Но мы понимали, сидя в Донецке, что постоянно взрывается, если взрывается, то Марьинка и Пески стоят, если вы Марьинку и Пески не можете взять, то что-то вы там глупости рассказываете.

Было полное понимание того, что обман. Они обманывают, пытаются дезинформировать, чтобы мы пали духом.

– Сейчас вы проходите реабилитацию. Расскажите, с каким вы состоянием вышли, как проходит реабилитация и, что не менее важно, ментальная.

– Ну, с каким состоянием? Раньше я был с лишним весом, но диетологи помогли, и сейчас минус 30 килограмм, я чувствую себя, не сказал бы что прекрасно, но не критично. Есть определенное лечение, но ничего критичного нет.

– Когда вы вернулись, вы увидели, как у нас разворачиваются события. Как вы их восприняли и как, по вашему мнению, все будет дальше развиваться?

– Да я вообще удивлен, как это происходит. По факту, когда мы были в Мариуполе, мы проиграли. У нас не было возможности выиграть бои за город. Мы догадывались, что, скорее всего, такая ситуация будет по всей Украине теоретически. Давление, которое идет со стороны РФ, оно очень сильное. Но, как оказалось в дальнейшем, нет. Нет там ничего особенного. Я был очень удивлен. Мы вышли из плена и первый, кто там был, мы поинтересовались у него, что происходит, мужчина говорит: "Изюм отбили". Мы: "Как это Изюм отразили?". Это что не назад, а вперед? Так что можно было? Потом рассказывают, что на Харьковском направлении отбивают село за селом. Удивление было радостное.

– Как вы считаете, этой мобилизацией они как-нибудь помогут себе?

– Да чем она поможет? Здесь не в количестве людей дело, все сводится к тому, хотят ли люди воевать. Насколько я понимаю, вся их пропаганда сводится к этому. Я пропустил определенный период времени, не имея доступа вообще ни к чему. Сейчас, открывая интернет, интересно, что происходит в мире, в том числе у россиян, глядя, как проходит процесс мобилизации и понимая, как действует российская пропаганда, мотивируя их участвовать в этой войне. О борьбе с фашизмом сообщается, что-то еще… Ну, удачи, все, что я могу сказать. Мы отстаиваем свое государство и независимость, мы на своей земле. А они приходят бороться с фашизмом каким-то. И обратно уже не уходят. У них нет цели. Непонятно, какую цель они поставили – уничтожить народ?

Они сделали то, что не получалось ни у кого. Они просто сплотили украинский народ. Как у них получилось, они сами наверняка не поняли.

– Как вы думаете, каково будущее у России?

– Насколько я понимаю, война затянется еще надолго, но мировая изоляция… Они (Россия – ред.) в мире "нерупожатные", никто не хочет иметь дело с россиянами. В дальнейшем оно так и останется. Они будут просто изолированной страной.

– А что будет с Украиной после победы?

– С Украиной все будет прекрасно. Потому что, если у нас получилось сплотиться даже между враждующими между собой, я думаю, такого никогда не было в истории, в каких-то политических, межличностных, личных интересах… Все сплотились против врага, напавшего на страну. Я думаю, что у нас все будет прекрасно.

Вы можете помочь бойцам полка АЗОВ поскорее восстановиться и приблизить нашу победу!

ПриватБанк: 4149629300662087

Monobank: 4441114457468252

PAYPAL: info@fainemisto.com.ua

Больше реквизитов ищите по ссылке: https://fainemisto.com.ua/donate/