Замдиректора ГБР Александр Бабиков: Давления со стороны Офиса президента на нас нет

– Александр Петрович, почему вы сейчас не и.о. директора ГБР? Ваш коллега Александр Соколов говорил, что замы будут исполнять обязанности главы бюро по 60 дней. Его срок завершился в середине мая, получается, что сейчас уже месяц как вы должны быть и.о. директора.

– Да, закон предусматривает ротацию по истечению 60-дневного срока. Но закон не предусматривает механизм, что делать в случае, если один из заместителей, срок ротации которого наступает или который уже приступил к исполнению обязанностей, попадает на больничный или появляются другие обстоятельства: отпуск, командировка и так далее.

Эта ситуация и вызвала у многих вопрос, почему больше 60 дней Соколов исполняет обязанности.

Факт в том, что по истечении 60-дневного срока я приступил к своим обязанностям и исполнял полномочия директора бюро на протяжении нескольких дней, но в силу полученной травмы я ушел на больничный.

– То есть с 16 мая вы таки были главой ГБР, но всего лишь пару дней?

– Да, меньше недели. Полномочия Соколова истекли 15 мая, это была пятница. По закону полномочия и.о. у зама наступают автоматически, закон не предусматривает вынесения какого-то определенного указа. И юридически в полночь с 15 на 16 мая полномочия директора ГБР уже исполнял я. Но 16-го числа я получил травму, ушел на больничный, и поэтому 18-го числа, в понедельник, снова и.о. директора бюро стал Соколов.

– Есть версия, что вы сами отказались от должности или создали такую ситуацию, чтобы избежать громких заголовков в СМИ "Экс-адвокат Януковича возглавил ГБР".

– Политика не самая сильная моя сторона и я стараюсь в нее не играть никогда. Есть закон, который предусматривает ротацию, так или иначе я готов был к исполнению нормы закона. Но так сложилось, что сейчас продолжает исполнять обязанности уже по второму кругу Соколов. Закончатся его новых 60 дней – будем смотреть. Буду я или новый заместитель исполнять обязанности.

– Конкурс на еще одного заместителя директора ГБР уже закончился?

– Сегодня (16 июня, – ред.) как раз проходит очередной этап конкурса на заместителя – собеседование.

– В любом случае, возможно, после карантина, будет проведен конкурсный отбор на пост полноценного директора ГБР. Ваш коллега Соколов сказал, что будет в нем участвовать, а вы?

– Нет. Меня устраивает та работа, которой я сейчас занимаюсь. Меня устраивает, что на своей работе я дистанцирован от большинства политических процессов – я не хочу играть в политику. Плюс я не верю в какие-либо открытые конкурсы и в их эффективность.

– Правильно ли я понимаю, что все эти комиссии, которые избирали главу САП и директора НАБУ, были, по вашему мнению, не самой эффективной моделью?

– Сейчас каждый гражданин Украины сам может дать ответ на вопрос, насколько эти конкурсы оказались эффективными по итогу. Я предпочитаю исходить из той точки зрения, что персональная ответственность лица, назначающего руководителя, в большей степени стимулирует его к качественному выполнению своей функции, чем безликая конкурсная комиссия, которая не несет ответственности абсолютно ни за что.

– Давайте вернемся к ГБР. В феврале президент Зеленский утвердил новую структуру бюро, завершилось ли сейчас ее формирование, набраны ли сотрудники на все позиции?

– Сейчас практически завершен этап назначения на руководящие должности в центральном аппарате ГБР. Остались начальники некоторых отделов следственного управления, оперативно-технического и сопутствующие службы.

Идут конкурсы по набору следователей и оперов. Плюс есть еще следующий этап – пересмотр формата существования территориальных подразделений.

– Теруправления будут ликвидированы или переформатированы?

– Мы видим необходимость создания практически в каждой области отдельного территориального подразделения ГБР, в которое входили бы и следователи и оперативные сотрудники.

– Вас устраивает работа "майдановского" отдела бюро, возможно, есть необходимость в его расширении?

– Не могу комментировать работу этого подразделения. Я с ним не пересекаюсь.

– Я читал вывод Национального агентства по предотвращению коррупции (НАПК) по этому вопросу. Правильно ли я его понял: сейчас конфликта интересов у вас нет, но он потенциально может возникнуть в любой момент?

– Конфликта интересов нет, поскольку следователи Майдана мне не подчиняются и никоим образом не соприкасаются с моими служебными полномочиями. НАПК говорит о том, что если я приступлю к исполнению обязанностей директора ГБР…

– Вы же уже к ним приступали на три дня?

– ...то может возникнуть потенциальный конфликт интересов, если ко мне обратятся мои бывшие коллеги (адвокаты Януковича, – ред.) по делам Майдана. То есть для этого нужно несколько факторов. Во-первых, приступить к исполнению обязанностей и, во-вторых, встретиться с бывшими коллегами и выслушать их просьбу по вопросам, связанными с этими делами.

– Теоретически это возможно. Это же не какие-то фантастические условия.

– Теоретически возможно абсолютно все. Но какой смысл мне, как сотруднику ГБР, занимающему одну из руководящих должностей, создавать проблемы себе и своему органу? Второй аспект – каким образом директор ГБР может повлиять на следователя? Процессуальное руководство за ним осуществляет прокурор.

– На своем первом брифинге в январе вы решительно заявили, что не были адвокатом Януковича. Но затем были обнародованы в СМИ тексты судебных решений и даже аудиозаписи, из которых следует, что вы представляли его интересы. Не видите ли вы тут противоречия?

– Вот, пожалуйста, подборка документов, в которых Генпрокуратура неоднократно утверждала, что я не являюсь защитником Януковича и не имею права представлять этого клиента в уголовных делах.

– Не понимаю. В этих постановления ГПУ написано, что вы не можете представлять его интересы, тем не менее вы подавали суду определенные заявления и ходатайства в интересах Януковича.

– Так кому тут верить, суду или прокуратуре?

– Хотелось бы верить и суду и прокуратуре. Но получается, что один из них говорит неправду.

– Вопрос в том, что на основании одного и того же договора адвокаты (Aver Lex, – ред.) для суда могут представлять этого клиента, а для прокуроров и следователей, видите ли, не могут.

– То есть вы говорите о том, что ГПУ вас официально не рассматривала как защитника Януковича?

– Совершенно верно.

– Тем не менее в суде вы были представителем Януковича?

– Мы говорим о разных вещах: "принимать участие в суде" и "быть защитником". На брифинге я не отрицал, что принимал участие в судах и в интересах Януковича подавал ряд документов. Адвокаты Aver Lex, которые защищали Януковича, были допущены в дело, которое рассматривалось Оболонским судом.

Но в большинстве других дел прокуроры адвокатов Aver Lex к делам не допускали, назначая экс-президенту бесплатных адвокатов. Ситуация тут очень проста – легко расследовать дело, навязывая подозреваемым "своего" адвоката.

Что касается именно Януковича, то да, я принимал участие в суде об избрании ему меры пресечения и подавал несколько процессуальных документов. Но в группу, которая вела дела и осуществляла защиту Януковича, я не входил. Так что манипулировать и спекулировать в СМИ можно любой информацией.

– Вы говорите о манипуляциях СМИ, но министр Арсен Аваков, далеко не последнее должностное лицо в стране, также публично назвал вас адвокатом Януковича в своем посте на Фейсбук, реагируя на дело Татьяны Черновол… Как вы, кстати, к его посту отнеслись?

– Я не комментирую высказывания и суждения кого-либо, я готов отвечать только по существу тех или иных событий. Я не собираюсь комментировать высказывания каждого, иначе буду только этим и заниматься, мне это не интересно.

– Давайте тогда по существу. Аваков вам предъявил вмешательство в дело Черновол. Насколько я это понял из его эмоционального поста.

– Из этого эмоционального поста я так и не увидел, что именно я сделал в этом деле и что я сделал с нарушением закона. Решение о выделении этого дела из большого уголовного производства в "майдановском" управлении принимали прокуроры соответствующего департамента ГПУ.

Это не входит в полномочия ни замдиректора ГБР, ни следователей. Прокуроры приняли решение выделить дело и определить подследственность за киевским территориальным управлением ГБР. А территориальные управления вообще за пределами моей компетенции.

– Правильно ли я понимаю, что вы не были осведомлены об этом деле?

– Я не могу сказать, что я не был осведомлен, я говорю о том, что я не принимал в нем никаких процессуальных решений и никаких команд не давал. О том, что делается в территориальных управлениях, я знаю, но в процессуальную деятельность по этому конкретному делу не вмешивался, это однозначно.

– Хорошо, а можете ли вы с юридической точки зрения прокомментировать подозрение Черновол именно в умышленном убийстве. Она, вероятно, не знала погибшего сотрудника офиса Партии регионов, скорее всего, не знала, что он вообще находился в этом помещении.

– Какой бывает умысел? Он бывает прямой и косвенный. Прямой – это когда человек желает и сознательно допускает наступление последствий, а косвенный – это когда человек прямо не желает, но допускает, что могут наступить негативные последствия, и ему это безразлично.

Если человек понимает, что в результате его действий может наступить смерть другого человека, даже незнакомого, это уже умышленное убийство. Просто есть преступления, где в этом легко разобраться, а есть те, где надо иметь определенный опыт и знания в области уголовного права.

– Почему же ГБР тогда не предъявило подозрение в умышленном убийстве полицейскому, который смертельно ранил 5-летнего Кирилла Тлявова (полицейскому в итоге инкриминировали "убийство по неосторожности", – ред)?

– Подробности дела не знаю, ведь я тогда еще не работал в ГБР, но для квалификации важно, знали ли подозреваемые или могли предполагать, что ребенок находится в зоне поражения. Наличие доказательств в этой части будет ключевым для определения правильности квалификации.

– Раз мы уже говорим о резонансных делах, то расскажите о подозрении, врученном Петру Порошенко. Вы курируете управление (управление ГБР по расследованию военных преступлений, – ред.), которое подготовило ему это подозрение (в незаконном назначении первого замглавы Службы внешней разведки Сергея Семочко, – ред.)?

– Да, это управление находится в моем ведении.

– В чем заключается правонарушение, которое якобы допустил Порошенко? Ведь по законодательству он имеет полномочия назначать первого заместителя главы Службы внешней разведки.

– Так, а вы уверены, что он имел такие полномочия или нет? Скажите, есть ли у президента право назначить человека судьей?

– Да, безусловно.

– Так, а может ли он сейчас взять и назначить вас судьей, например, Печерского суда?

– Ну, для этого я должен сначала пройти все необходимые процедуры в ВККС (Высшей квалификационной комиссии судей) и ВСП (Высшем совете правосудия).

– Конечно! Когда не соблюдается процедура, тогда идет речь о превышении служебных полномочий. То, что Порошенко и инкриминируется как раз, и его соучастнику тоже (речь о бывшем главе Службы внешней разведки и действующем замминистра иностранных дел Егоре Божке, – ред.).

Что инкриминируется Порошенко? На момент, когда издавался указ (о назначении Семочко), должность первого заместителя была занята, на ней работал соответствующий человек. Нельзя издать указ и назначить человека при отсутствии вакансии. Тем более, если закон прямо говорит, что может быть только один первый заместитель.

Как можно было действовать по закону? На первом этапе должен был быть изменен закон, потом руководитель Службы внешней разведки Украины (СВРУ) мог подготовить представление, подать его в СНБО. Там бы его изучили, рассмотрели кандидатуру на вопрос соответствия национальным интересам этого человека, возможности выполнения им функциональных обязанностей, и того, что он не будет представлять угрозу для расшифровки нашей агентуры, резидентуры за рубежом. И только после этого, с получением соответствующих выводов подавать на подпись президенту.

Что мы имеем по факту? Вакансии не было. Представление не подавалось. В СНБО не рассматривалось. Появляется указ о назначении на несуществующую должность. Этот указ попадает на исполнение руководителю СВРУ. Действуя по закону, он должен был поступить двумя способами: первое – обратиться к автору, подписанту указа, и сообщить о том, что вакансии нет и нарушен порядок назначения, и второе – обратиться в судебные органы об отмене этого указа. Он этого не сделал.

Поэтому, изучив все вот эти материалы, следствие и прокуратура приняли решение о том, что есть достаточно оснований для предъявления подозрения пятому президенту.

– То есть представления от Егора Божка на назначение Семочко не было?

– Не было. Была нарушена процедура в несколько этапов. Сама по себе эта процедура даже не могла быть запущена.

– Семочко имеет все шансы восстановиться в должности. Он считает незаконным указ Порошенко о своем увольнении, и этот вопрос рассматривает Верховный Суд.

– Вопрос о законности или незаконности его увольнения находится за пределами предмета досудебного расследования в этом деле.

– В этом деле или вообще?

– В этом деле. У нас идет речь о другом. Нарушены несколько норм закона, нарушен установленный порядок, произошло уменьшение активов СВРУ, что содержит признаки преступления. Все. Если человек считает себя невиновным, никаких проблем нет. Пожалуйста. Мы готовы к открытому рассмотрению дела.

Проще всего доказать вину на основе состязательного процесса в суде. Когда каждый человек, который имеет возможность присутствовать в зале судебного заседания или смотреть трансляцию, может дать оценку аргументированности позиций стороны обвинения и стороны защиты.

– Может ли в этих делах быть политическая мотивация? Например, дело о переходе наших кораблей через Керченский пролив. Кажется, даже МИД говорил о том, что это дело может повлиять на наши позиции в международных судах.

– У меня вопрос, а ознакомилось ли Министерство иностранных дел с ним?

– Естественно, нет.

– Нельзя судить по уголовному делу о наличии состава преступления либо его доказанности, не видя материалов уголовного дела.

– А вы сами видели конкретно материалы этого дела о Керченском проливе?

– Частично, только отдельные фрагменты. Это очень сложное уголовное дело и нужно выяснить массу обстоятельств, чтобы, скажем так, расставить все точки над "і" и не навредить нашему государству. Совершенно верно. Мы тоже оцениваем все возможные риски и задача уголовного производства и интересы государства для нас одинаково важны.

– Но сейчас оно еще расследуется?

– Оно расследуется.

– Около месяца назад была информация о том, что в нем готовы уже подозрения командующему ВМС и другим лицам. Это не соответствует действительности?

– Вопрос заключается в том, что те, кто сливает информацию в СМИ, они в ряде случаев имеют определенные фрагменты достоверной информации, но не обладают полной картиной, а в ряде случаев эта информация искаженная. Детально это дело не могу комментировать, чтобы не навредить его расследованию.

– В компетенции ГБР – дела против правоохранителей, которые нарушают права граждан. Например, двух сотрудников Кагарлыцкого отдела подозревают в изнасиловании и пытках. Кроме того, вчера под Шевченковским судом полицейские избили народного депутата и протестующих, кстати, по этому факту открыто уголовное производство?

– Да, там открыто уже.

– Эти ситуации всколыхнули общество, потому что полицию рассматривают все-таки как защитника наших интересов, а не как угрозу. Хотел узнать у вас как у человека, который владеет информацией о том, сколько таких правонарушений. Это действительно распространенная проблема в стране или это единичные случаи?

– К сожалению, случаи пыток, незаконных действий в отношении лиц в райотделах – это не такая уж и большая редкость. Хотя я бы и не сказал, что оно имеет такой массовый характер, как пытаются иногда преподнести. Если говорить сугубо языком цифр, то из 285 подозреваемых сотрудников полиции в 2019 году только 9 – это подозрения по пыткам. В то же время в этом году вынесено уже 262 подозрения полицейским за пять месяцев, из них тоже 9 – по пыткам. Определенная проблема есть.

– Связано ли это с особенностями Уголовного процессуального кодекса, когда полицейские не могут, например, соблюдая все процессуальные моменты, получить показания, доказательства, улики или это просто психология наших правоохранителей?

– На самом деле вопрос очень сложный. Первое, Уголовный процессуальный кодекс, который мы приняли в 2012 году, минимизировал эти моменты, сделав доказательства полученные в ходе допроса такими, что не могут быть положены в основу приговора.

Скажем так, краеугольный камень, основа была заложена в этом кодексе, чтобы количество пыток уменьшилось и реально эта статья сработала в этой части. Их стало меньше. Но говорит о том, что их стало настолько меньше, что они не представляют угрозу, такого нет, потому что каждый такой факт пыток, который всплывает, приобретает огромный общественный резонанс.

Именно потому по этим статьям мы всегда стараемся инициировать избрание меры пресечения – содержание под стражей и формировать крупные группы следователей, которые могут отработать весь массив очень быстро. Именно из-за этих статей мы хотим сформировать в каждой области территориальное подразделение ГБР. Потому что из Полтавы до Харькова слишком долго ехать для того, чтобы по горячим следам провести осмотр или обыск в райотделе, и выявить эти следы преступления.

– ГБР стало популярным местом для акций протеста. У вас митингов скоро будет больше, чем под Радой.

– Ну это ж хорошо, это замечательно. Надо к этому относиться с позитивом. Это тяжело только в первый раз. Когда эти случаи повторяются, то ты к этому относишься так, что вот есть у определенных людей возможность принести какую-то копейку в семью...

Я не хочу сказать, что все акции проплаченные. Я говорю о другом, что если пришли люди заработать копейку – это хорошо, я рад за них. Если пришли люди идейные и они высказали свою точку зрения, то это их право. Это их гражданская позиция, пожалуйста, пусть высказываются!

– А как же видеоролик ГБР, где говорится, что это давление на бюро?

– Это давление, да. Давление – это не когда приходят простые люди, а когда депутаты, используя свои служебные полномочия, вопреки решению Конституционного Суда, вмешиваются в конкретные уголовные дела, используя админресурс.

Я слова плохого не скажу о тех людях, которые сжигали мои фотографии. Это их право. Мне все равно. Мне это не интересно. У меня есть работа, которой я дорожу и которая мне нравится.

– Думаю, что дискомфорт вы точно от этого ощущаете.

– Скажу так, я не первый раз сталкиваюсь с медийным давлением на себя. Но я был готов к таким акциям, это было прогнозируемо. Сам круг субъектов, против которых ведет расследование ГБР, предполагает использование медийного и другого ресурса, чтобы оказать давление на следователей. Самый распространенный способ – это заявить о политических преследования. Все политики в такой ситуации так себя ведут, поэтому я не выделяю Петра Алексеевича из общей когорты.

– Вы кстати не боитесь, что когда поменяется власть, вас будут "догонять" нынешние оппоненты?

– Оценивая всевозможные риски, я стараюсь организовать работу свою и своих подчиненных так, чтобы они строго соблюдали закон. Более того, если вы проанализируете медийные атаки на ГБР, то они идут из всех политических лагерей. Ни один не сказал, какие мы молодцы.

И это для нас самая лучшая похвала. Это значит, что нам удалось обеспечить равноудаленность от всех центров принятия политических решений и обеспечить независимость в расследованиях. И мы этим дорожим.

– Бывший руководитель бюро Роман Труба, судя по слитым в интернет записям, все-таки не избегал общения с политиками, в частности, из Офиса президента. Есть ли у вас или у вашего коллеги Соколова общение с людьми из Офиса президента, есть ли на вас политическое влияние, возможно, вам дают советы, рекомендации, пожелания по уголовным делам?

– В силу своей работы мы общаемся с министрами, их заместителями, нардепами и другими топ-чиновниками. Но могу сказать, что со стороны Офиса президента, раз вы о нем спрашиваете, давления по конкретным делам на нас не оказывается.

– Есть такое мнение, что Ирина Венедиктова, хоть и ушла из ГБР, но оставила большое влияние на этот орган. Вы можете это опровергнуть или подтвердить?

– Что значит "влияние генпрокурора" на правоохранительный орган? Этот тезис усиленно раскручивается, но, скажем так, генеральный прокурор руководит всеми процессуальными руководителями – прокурорами, которые руководят работой всех следственных подразделений всех правоохранительных органов.

У Ирины Валентиновны такое же влияние на ГБР, как и на другие правоохранительные органы. Мы выполняем задачи и указания прокуроров и прокуроры принимают решения, предъявлять подозрения или нет, ограничивать конституционные права граждан или нет.

А что касается внеслужебных отношений, то мы с ней практически не пересекаемся. Было буквально ряд совещаний, в которых я принимал участие. Но такого, чтобы позвонила мне генпрокурор и сказала "посади того или этого", этого нет.

Прокурор принимает самые важные решения в уголовном производстве. Как следственный орган мы занимаемся сбором доказательств, а передавать ли дело в суд это прерогатива прокурора. Наши следователи обязаны выполнять указания прокуроров по уголовным делам и в своей работе руководствоваться в первую очередь только законом. Ведь закон – один для всех и все равны перед законом.