Руины, "Бермуды" и подарок от Путина. Как выглядит и чем живет военный Харьков
Обстрелянный и выгоревший дом на харьковской Северной Салтовке (все фото: Виталий Носач / РБК-Украина)
Российские войска оттеснили от Харькова, и город начал медленно возвращаться к жизни. Хотя в бывших прифронтовых районах местами до сих пор нет ни электричества, ни воды, там все равно продолжают жить люди – с самых первых дней вторжения. О том, как харьковчане пережили самые тяжелые месяцы и какие проблемы у них возникают сейчас, как им помогают местные волонтеры и что горожане думают об агрессорах и войне – в репортаже РБК-Украина из Харькова.
– Это сволочи, которых надо убивать. Я раньше относился к ним как к людям, а сейчас – убивать… Они там или зомбированные или черт их поймешь… Не люди! Детей сколько перебили, мои внучата заиками остались… Сволочи… Ничего не могу сказать больше, – говорит Сергей Андреевич.
Он живет в районе Большой Даниловки, это частный сектор Харькова на севере города. Отсюда до передовых позиций российских оккупантов, до контрнаступления украинской армии, было несколько километров. В его двор прилетели два снаряда, но к тому времени он с семьей успел перебраться в другую часть города. Пока Сергей Андреевич рассказывает о своем изменившемся отношении к россиянам, двое его сыновей чинят крышу сильно пострадавшего дома.
Большая Даниловка и соседние Салтовка и Северная Салтовка (огромные кварталы многоэтажек) за время войны пострадали больше всего. Поначалу показалось, что другие части Харькова в целом уцелели. По крайней мере, за время пешей прогулки от вокзала к зданию облгосадминистрации, обстрелянному еще в начале марта, других разрушений увидеть не удалось.
Но это впечатление ошибочно. Денис Островский, сооснователь волонтерской организации "Паляниця Харьков", везет нас по относительно далеким от бывшей линии фронта районам и показывает разрушенную военную часть, разбитые гражданские и административные здания. Как и везде в прифронтовой полосе, оккупанты в Харькове бомбили все подряд. И полностью разрушенный дом можно внезапно обнаружить посреди, казалось, совершенно нетронутого квартала.
Город пока выглядит полупустым, большинство заведений любого профиля, от ресторанов до адвокатских бюро, закрыты. Но ежедневно, по подсчетам Харьковской ОВА, только поездами возвращаются 2-2,5 тысяч харьковчан.
– В первый день, 24 февраля, мы проснулись от канонады в пять или шесть часов утра. Детей посадил в машину, отвез за сто километров в небольшое село, вернулся под вечер. Закончили какие-то дела, и утром я вообще собрался пойти записываться в тероборону. Уже договорился с друзьями, куда мы пойдем, какой штаб. Но утром позвонила жена знакомого военного и попросила накормить сто бойцов. Я разбудил жену, спросил, можем ли мы такое сделать. Она говорит, конечно, можем, – рассказывает Денис.
"Паляниця Харьков" возникла на базе принадлежащего ему с женой кафе. Сейчас в волонтерской команде уже полсотни человек, готовят еду для двух тысяч украинских военных в день. Помимо питания, занимаются и поставками бронежилетов, касок, формы, лекарств и т.д.
Людей в бывшем кафе становится все больше, привозят даже грамоту благодарности от одной из воинских частей, которой помогает "Паляниця". Денис ведет экскурсию по складским помещениям, которыми с волонтерами поделился соседний театр и вспоминает времена, когда город был в полукольце осады:
– Пару недель тут сплошная пробка стояла на выезд из Харькова, потом немного уменьшилось. Потом как пару раз поприлетало в центр Харькова – снова пробки, пробки, на вокзале вообще страшное делалось. А оно ж еще темно, зимняя пора года, вечером вообще страшно было: по городу ездят какие-то машины, или военные или полиция, ни одно окно не горит, фонарей нет, люди все попрятались, мародеров много было, трощили киоски с сигаретами и алкоголем. Потом приехали собственники киоска, отдали нам сигареты, энергетики, сказали, лучше отвезите ребятам на передок, чем это мародеры разберут.
Просим Дениса познакомить с местными волонтерами, которые занимаются целевой помощью именно гражданскому населению, он отвозит нас на базу фонда "Нова мрия".
Мария Голуб, сооснователь фонда, рассказывает, что название появилось после того, как она с друзьями узнала новость об уничтожении оккупантами гордости украинской авиации – самолета "Мрия". И они решили, что Украине нужна "новая мрия".
Сейчас постоянный коллектив фонда – около 180 человек, 40 автомобильных экипажей развозят продукты по городу. Пятеро волонтеров фонда погибли во время войны, в том числе парень, который записался на донорскую сдачу крови и погиб во время обстрела, ожидая своей очереди.
Работа поставлена системно – в каждом районе Харькова есть свои мини-штабы, которые собирают заявки от населения. Помимо адресной выдачи продуктов, у фонда есть две кухни, одна обеспечивает военных, другая – детей. Под патронатом "Новой мрии" – семь станций харьковского метро, где люди живут уже месяцами. Также в день в фонд поступает до 60 заявок на заделывание выбитых из-за обстрелов окон.
– Сначала, как и все, мы занимались незащищенными слоями населения. Но с чем мы столкнулись – 90% харьковчан остались без работы. В основном это люди, которые жили от зарплаты до зарплаты, которые не имеют накоплений. Молодые ребята, у которых есть детки, они бы и рады не получать гуманитарку и работать, но такая вот ситуация… Весь Харьков ринулся помогать пенсионерам, инвалидам, а что делать молодым родителям, которые по каким-то соображениям остались?.. – говорит Мария.
Как рассказывает соучредитель фонда Яна Сингуцкая, сейчас они начали принимать и заявки на трудоустройство, конечно, на места, не требующие особой квалификации. По ходу возникла и другая проблема – сотрудники многих компаний эвакуировались из города, но их официально не уволили, значит, не могут и никого взять на их место. Решают проблему через гражданско-правовые договора.
– Считалось, что молодежь может идти работать. И какое-то время так все считали. А потом наступил момент, когда у молодежи закончились деньги, транспорт не ходит, предприятия закрылись, и получилось так: пенсионер получает пенсию, а молодому человеку денег взять негде. На Салтовке, например, не работают даже магазины до сих пор. И какой бы ты трудоспособный человек не был, ты без работы. А быть при деле – очень важно в такое тяжелое время. Это помогает думать о хорошем. Надо восстанавливать Украину, надо восстанавливать Харьков. У нас есть дети, мы сами у себя есть, – говорит Яна.
Она рассказывает, что у многих жителей города, которые месяцами прятались от обстрелов в подвалах и метро, еще и появился страх открытого пространства:
– Они боятся выйти на улицу. Я в метро наблюдаю: они выходят курить под козырьком. Они даже не делают два шага, посмотреть на солнце и подышать воздухом.
Едем с волонтерами по их сегодняшнему маршруту. Проезжаем множество разрушенных домов.
– В этом доме моя бабушка живет, там рамы оконные лежали в прихожей. Это ж хрущевка, там маленькие комнатки, у нее стенка и кровать. И эта стенка упала на кровать. Если бы она была дома, она бы погибла, – рассказывает Яна.
Первая остановка – в метро рядом с Харьковским тракторным заводом. Сам завод и прилегающие территории с первого дня войны находились под тяжелыми обстрелами.
Несмотря на то, что к тому времени Харьков уже несколько дней жил без обстрелов, в подземке еще находится немало людей, от маленьких детей до стариков. У некоторых есть страх, что вскоре их отсюда попросят. Мэр Харькова Игорь Терехов заявлял, что метро в городе планируют запустить примерно к концу мая.
– Очень хорошие люди здесь, вы знаете! Война изменила людей в лучшую сторону, – говорит одна из местных бабушек, живущая в метро с первого дня войны.
Следующая точка – раздача продуктов возле дома неподалеку. Ранее здесь было заводское общежитие, где Мария жила с родителями, ходила тут в школу. В этих местах она не была более 20 лет и заметно волнуется.
Во дворе вокруг нашей машины собираются жители дома, Мария узнает некоторых, кто постарше и живет здесь с тех пор. Она коротко выступает перед собравшимися, голос периодически срывается от волнения.
Впрочем, многих явно больше всего интересует, что с собой привезли волонтеры. Раздача идет по плану – выкрикивают фамилию из заранее заготовленного списка, человек подходит к машине и получает пакет с продуктами и предметами первой необходимости. Но народ все равно напирает, кто-то чем-то недоволен.
– Прошу вас, отнеситесь с пониманием, не просите того, что мы не можем, – обращаются к ним волонтеры.
Они рассказывают, что этот район неофициально называется "Бермуды" – "потому что если вы сюда попадете, то можете уже нигде не появиться". Посреди депрессивных "Бермуд" есть "титаники" – дома, снятые с баланса завода, но не принятые на баланс городом.
В "титаниках" через весь этаж тянется длинный коридор, с двумя туалетами по обоих концах. Контингент здесь соответствующий. В довоенные времена, говорят, здесь постоянно дежурили полицейские экипажи – не было смысла уезжать, потому что скоро поступит очередной вызов. А с началом войны у местных открылось "окно возможностей", например, мародерство.
– Вы заметили, что с нами в экипажах такие крепкие ребята ездят? Это специально, – говорит Мария.
В районные штабы набирают местных парней и мужчин – во-первых, их здесь знают, во-вторых, и они знают, как вести себя со здешней публикой.
– Тут такое было, нас и фашистами называли… – рассказывает один из волонтеров, Руслан, тренер по тхэквондо.
– Местные люди? Вы им привезли продукты, а они вас фашистами называют?
– Да, мало даем, им нужна колбаса или мясо, а картошка не нужна. Приходят люди измученные нарзаном, они взяли и пошли, там на Блюхера поменяли на спирт или на водку…
Иногда на раздачу продуктов приходилось вызывать усиление или даже полицию. Потом решили составлять списки, чтобы выделить тех, кто действительно нуждается. Но все равно, конечно, приходили люди "не из списка".
Мы находимся на базе "Новой мрии" на Салтовке. Это крупнейший жилой массив в Украине. Здесь нет ни электричества, ни воды, ни газа. В некоторых многоэтажках не осталось вообще никого, в некоторых – по одному-два-три человека на весь дом. В отдельные кварталы Северной Салтовки даже сложно попасть, но за счет знания местности волонтеры все равно находят проезд к своим подопечным.
На лавочке под многоэтажкой сидят две женщины, обе – Лены. Никуда не выезжали и не хотят, даже в подвал не спускаются, ночуют в своих квартирах. Готовят кушать на огне, молятся. Книги читают – других развлечений все равно здесь нет. Охраняют дом – они единственные жильцы, кто здесь остался.
– Будем до смерти держаться! – говорит Лена, которая постарше.
– Та до какой смерти, до победы! – прикрикивает на нее младшая.
У нее 25 мая будет день рождения. Уверена, что победа будет уже летом, в июне. А вообще, загадывала победу 24-го мая – чтобы на следующий день уже все сразу и отпраздновать. Под конец просят у волонтеров привезти им радиоприемник на батарейках и фонарик.
В соседней школе живет небольшая коммуна – человек десять. Кто-то отлучился проведать свою квартиру, но ночуют все равно в подвале школы.
– Как думаете, скоро все закончится?
– Говорят, скоро будут в Турции встречаться Путин с Зеленским, Эрдоган посредник… Надеемся, что быстро это все прекратится. Горя много уже принесли, надо это все прекращать, – говорит один из местных постояльцев, Валерий Евгеньевич.
Под очередной многоэтажкой нас встречает Станислав – пожилой, щуплый, но очень бодрый мужчина. Кроме него, в доме никто не живет. Говорит, внучка предлагала ему переехать к ней в студенческое общежитие, но дома ему лучше. В общаге, с молодежью, чувствовал бы себя неуместным. А так целыми днями занимается готовкой еды, убирает двор – коммунальщики сюда не доезжают.
– Ну, вы держитесь, что ли, – говорим напоследок.
– А что мне держаться?! У меня все хорошо. У меня нормальная жизнь.
За все время поездок по разрушенной Салтовке ни от кого из местных не слышим недовольства, упреков и причитаний. Напротив, все держатся бодро, все уверены в победе и в том, что она наступит скоро.
Политические взгляды – более деликатный момент. Конечно, откровенничать на камеру перед заезжими журналистами никто не будет. Насколько удастся понять за два неполных дня в городе, взгляды многих харьковчан после российского вторжения действительно поменялись.
Несмотря на то, что в Харькове всегда было сильным проукраинское движение, пророссийские силы здесь также имели популярность, достаточно посмотреть на результаты любых выборов. Впрочем, эта пророссийскость, объясняют местные, тоже своеобразная.
Это не столько желание видеть над городом российский флаг, сколько ностальгия по советским и, даже в большей мере, домайдановским временам стабильности – именно так, без кавычек. Плюс наличие тесных родственных связей с Россией. Похожие объяснения доводилось слышать, например, и в Кривом Роге.
Февральская агрессия, конечно, все расставила на свои места. Но, возможно, не для всех. Один из собеседников полагает, что те харьковчане, которые выехали из города в самом начале войны и не почувствовали ее на себе в полной мере – вывезли свои пророссийские взгляды в эвакуацию, а теперь привезут их назад. Для них в этом плане мало что поменялось. Хотя, опять-таки, так будет не со всеми, какие-то обобщения делать сложно.
Из Салтовки переезжаем в Большую Даниловку – надо отдать десятки горячих обедов местному жителю, "старшему" по улице. У него длинный список телефонов соседей, и теперь ему надо будет обзвонить каждого и пригласить забрать свою порцию.
По улице на велосипеде как раз едут волонтеры из других организаций – бензина в городе не хватает, приходится ездить так. На следующий день они проводят экскурсию по местному частному сектору.
Андрей и Сергей из фонда "Атланты" до войны занимались бизнесом в продовольственной сфере. На волонтерство тратят свои собственные деньги. В начале войны Андрей раздал нуждающимся целую фуру непроданных сыров.
Большая Даниловка, по которой мы идем – это село в городе, заметно отличающееся от типичной харьковской индустриальной и жилой застройки. Дороги здесь были разбиты и до войны, по ним бегают стайки собак, приходится даже взять палку на всякий случай. Здесь почти все всех знают, Сергей стучит в калитки и вызванивает местных жителей из пострадавших домов. Поскольку мы идем вместе с ним, нас везде охотно пускают.
– Мать на улице стоит, крыша рядом на улице, – рассказывает местный житель Олег. – Говорю, все живы? Да все живы. А жена, говорит, была там, слышит гул такой и начало тарахтеть. И они все как-то сориентировались и выскочили.
Он показывает разрушенный дом без крыши. Снаряд попал прямо в стол одной из комнат. Чудом никто не пострадал, только жену ударило упавшей доской.
– А куртка у матери была посечена осколками, – дальше рассказывает Олег.
– И в голове достали от-такой кусочек от снаряда. Но ничего… – подхватывает его мама.
От других людей слушаем новые истории о том, когда и как прилетело и где они в это время находились. Последняя точка маршрута – дом Василия Борисовича.
– У жены 26 февраля день рождения был. И как раз в 12 часов Владимир Владимирович Путлер прислал ей подарок, – он показывает на поврежденную кассетным боеприпасом стену дома. – Саперы говорят, что хорошо, что она взорвалась в воздухе, а если бы она взорвалась тут, то никого бы не осталось. У нее 74 заряда по полкило тротила. 37 килограмм тротила если бы шуронуло…
Василий Борисович показывает погреб, в котором он прятался вместе с женой и родственниками. 17 человек на пространстве в несколько квадратных метров, из них шестеро детей, в том числе семимесячный младенец. С самого начала войны он все ночи провел здесь.
Говорит, что до 24 февраля не думал, что это все может случиться, рассчитывал, что Россия позвенит оружием и все. Его родственники в России теперь для него "не существуют". Обвиняет россиян в том, что они поддерживают агрессию против Украины и даже не пытались останавливать российское продвижение к украинской границе.
– Что думаете, скоро будет победа?
– Дай бог, что скоро будет, надеемся и верим. Ну, тяжело верится… Как посмотришь на тот Мариуполь… – голос Василия Борисовича начинает дрожать.
19 мая, после нескольких дней затишья, российские оккупанты снова обстреляли Харьков и область. На Салтовке ранен один человек.
