Михаил Радуцкий: Как только примем закон о медстраховании, поймем, что у нас нет денег

Уже в апреле стартует очередной этап медицинской реформы, начатой еще командой прошлой власти. Реформа предусматривает переход на новую модель финансирования десятков медуслуг, за которые больницам напрямую будет платить Нацслужба здоровья.

В этом же году ожидается принятие закона о медицинском страховании, уверяет глава комитета Верховной рады по вопросам здоровья нации, медицинской помощи и медстрахования Михаил Радуцкий.

Но, по его словам, комитет и Минздрав пока выбирают наиболее оптимальную модель страхования для Украины, помня о высоком уровне "теневых" доходов у населения.

В интервью РБК-Украина Радуцкий рассказал о том, почему спустя несколько лет решил снова пойти в политику с командой Зеленского, о своем влиянии на Минздрав, а также о том, почему теперь сожалеет об уходе из бизнеса.

– Уже полгода как вы пришли из бизнеса в политику. И как вам?

– Тошно и противно.

– Серьезно?

– Да. И один только вопрос. Зачем мне все это нужно?

– В бизнесе лучше?

– Конечно. В бизнесе нет понятия политических целесообразностей. В политике все иначе: ты обнимаешься с человеком, улыбаешься, а на следующий день узнаешь, что тебе "вставили нож в спину".

– Будете уходить?

– Я шел в политику к президенту Зеленскому. И сегодня встать и уйти, значит предать Зеленского. Мои моральные качества не позволяют мне так сделать. Тем более, что президенту сейчас тяжелее всех.

– У Зеленского нет похожих настроений? Он не устал от политики?

– Зеленский тоже пришел из бизнеса. Он непримирим к коррупции. Он, в принципе, даже это слово не понимает, поскольку никогда в жизни не видел и не знал, что это такое. Его бизнес с этим не был связан.

И, думаю, ему все это еще в разы тяжелее, чем мне. И все отношения, о которых я вам сказал, думаю, у него происходят в десятикратном, если не в двадцатикратном размере.

К тому же у него совершенно разбалансированная страна в плане желания населения менять и меняться. У нас слишком большая разница есть между Юго-Востоком и Западом, Севером и Югом. А он президент всей страны. И ему ее надо не расшивать, что делали перед ним, а наоборот – сшивать.

– Но он тоже не уйдет?

– Зная характер президента, он будет стойко держать удар. Он дал команде слово, что ни в коем случае не будет оставаться на второй срок, что сделает то, что должен, а дальше займется тем, чем занимался.

И для меня это было основополагающим для принятия решения идти в политику. Я его знаю уже лет 20, я ему верю, он всегда держит слово. Человек, который не собирается оставаться на второй срок, способен делать какие-то сложные шаги, не оглядываясь на рейтинг.

– Вы видите для себя развитие государственной карьеры? Возможно, в перспективе – министерская должность?

– Министерскую должность мне предлагали с первого дня общения с президентом. Я не вижу себя на госслужбе именно в таком статусе. Еще лет 5-7 назад, наверное, это было бы интересно.

Но сегодня я понимаю, что то, чем я занимаюсь в Раде, намного важнее. Успех исполнительной власти во многом зависит от законодательной. Стратегически я считаю, что на этом месте мне интереснее и я могу больше сделать.

Я был в исполнительной власти (замглавы КГГА в 2014-2015 годах, - ред.). Меня оттуда никто не выгонял, я сам встал и ушел. И с Виталием Кличко мне тоже было комфортно работать, как и с Зеленским. Но дальше, когда подымались выше по лестнице, там все воспринималось совершенно наоборот, задавались вопросы: "а зачем это надо?". И когда я понял через год, что от меня и от Кличко мало что зависит, то я встал и ушел.

– Отношения с Кличко изменились, когда вы пришли в команду Зеленского?

– Дружил, дружу и, надеюсь, буду дружить. Менять шапки, когда приходят "белые" или "красные", как в фильме "Свадьба в Малиновке", это не мой подход. И один из тезисов во время разговора с президентом, когда он предложил идти к нему в команду, был о том, что я не смогу перешагнуть через того же Кличко, если так станет вопрос. Это все знают, в команде к этому относятся с пониманием.

В нашей команде сегодня сложились разные отношения с Виталием. Но он не только мэр, он еще просто человек. Все что касается работы, вопросы местного самоуправления, не относятся к сфере моего ведения, потому здесь мы даже не пересекаемся.

– Исходя из публичных заявлений, сложилось впечатление, что у вас далеко не самые лучшие отношения с экс-руководством медицинской отрасли, с той же Уляной Супрун…

– Если вы отследите мои заявления в СМИ, увидите, что я никогда на белое не говорю черное. На то, что Супрун делала хорошо, я никогда не скажу, что это было плохо. А то, что она делала плохо, так я об этом и тогда говорил и сегодня могу говорить.

Думаю, это больше у "медийщиков" сложилось такое впечатление. С Супрун мы последний раз публично общались, когда мы в Трускавце были, в связи с историей про расизм. А так с Павлом Ковтонюком я общаюсь, а Ольга Стефанишина теперь у нас в комитете. (оба экс-заместители министра здравоохранения, - ред.).

– И Стефанишина, кстати, часто вас критикует.

– У нас нелегкие отношения, сложные. Да, критикует. Она народный депутат, у нее есть свое виденье. Хотелось бы больше конструктива во взаимоотношениях, пока его немного.

– Кадровые ротации в Минздраве в ближайшее время будут?

– Они уже были. Но там еще вычищать и вычищать. Я понимаю, что моя смска 29 августа преподнесла прессе возможность считать, что я полностью координирую деятельность министерства. Но поверьте, что это далеко не так.

И к тому же Зоряна Скалецкая – это не простая девочка, которой можно как куклой управлять. Во-первых, в силу своего места рождения. Галичанками не сильно поуправляешь. Во-вторых, она достаточно умный и опытный человек, у нее большой экспертный опыт.

Если бы кадровая политика Минздрава сильно от меня зависела, как об этом говорят, то Скалецкая давно встала бы и ушла. Она амбициозный человек. Но для нее, как и для меня, должности это не самоцель. Поверьте, ее долго упрашивали, чтобы она согласилась стать министром.

– Какие отношения у Скалецкой с Гончаруком?

– Я не присутствую при их внутренних разговорах. Но внешне даже в тех ситуациях, когда у Гончарука были, возможно, противоположные мнения, он ни разу не принял позицию против команды, против своего министра. У меня это вызывает большое уважения. Мы с ним знакомы не очень давно, но у меня с каждым днем оценка его как премьера только растет. У меня нет в нем разочарования, он хороший премьер.

– Вы как народный депутат как оцениваете решение Зеленского оставить Гончарука?

– Решение оставить или снять принимает Верховная рада. У нас парламентско-президентская республика. Мне кажется, что любая смена правительства сегодня была бы не совсем эффективным управленческим решением.

Есть ошибки, у всех, у меня, у любого министра. Но 70% в правительстве – это люди, которые впервые у власти, впервые в исполнительной власти. Они привыкли чувствовать себя фрилансерами, имели успешные проекты, как тот же Тимофей Милованов. И сейчас они растут вместе. То же самое в Офисе президента. Кто до избрания Зеленского был во власти?

– Андрей Богдан.

– Когда начинают кого-то демонизировать и говорить, что один человек решает все, то поверьте, даже Сталин все не решал. Решает команда. Мое убеждение: сейчас все строится. Мало того, общество понимало, что идет полностью обновление. И больше 70% граждан Украины хотели этой перезагрузки, они хотели увидеть новые лица, которые не были во власти.

– Вы заявляли о том, что в Украине следует построить систему здравоохранения по примеру системы Бисмарка в Германии с солидарной ответственностью государства и населения. Общество, рядовые граждане, по вашему мнению, готовы платить?

– А вы знаете сколько "белых" платежей общество в год делает в медицине? Только на покупку лекарств, половина из которых, как говорила Супрун, это реальные "фуфломицины"? 92 млрд гривен, и это при общих расходах госбюджета на медицину 113 млрд гривен. Потому общество уже и так солидарно платит.

Когда-то на одном телеканале в ток-шоу в студии была половина врачей и половина пациентов. На вопрос о том, кто давал не взятки, но благодарности врачам, все подняли руки, включая врачей. Но когда спросили у врачей, кто из них принимал эти благодарности, не было ни одной руки. Мы общество кривых зеркал. Мы идем и платим. Даже в Советском Союзе платили, кто-то шоколадку давал, кто-то несколько рублей. В селах тоже что-то несли и несут врачам.

Самую большую катастрофу в медицине сотворил Сталин. Когда стоял вопрос зарплат врачей, он сказал, что повышать зарплаты не надо, мол, врачи и так себе заработают. Он и внес эту историю кривого зеркала.

Мы как общество соглашаемся, что врач, отучившись семь лет и обучаясь всю жизнь, который стоит под уголовной статьей каждую секунду, получает зарплату 3-5 тысяч гривен. Но мы все равно ходим и ноем. Мы перед собой должны быть честными. Если мы дальше продолжаем играть в эти игры, тогда не нужна ни страховая модель здравоохранения, и не надо ни о каком Бисмарке говорить.

– Политики сами подыгрывают настроениям граждан. Как в истории с совместной оплатой услуг, которая якобы противоречит Конституции.

– Совместная оплата и доплата это два разных термина, как финансовые инструменты они не имеют между собой ничего общего. Когда мы говорим о сооплате или о copayment, как это звучит на английском, то это те меры, которые вводятся, в первую очередь для того, чтобы убрать злоупотребления пациента перед медицинским сервисом.

Например, ты пришел в поликлинику, и, допустим, как в Германии, каждый раз должен заплатить 10 евро. У тебя все бесплатно, все платит страховая. Но 10 евро надо заплатить, выписали рецепт - заплати. Это дисциплинирует. Есть страны, где copayment может составлять 200 и 300 долларов. Это зависит от модели.

А есть понятие доплаты. Это нужная вещь. И ее популисты не разрешали внедрить. Мы об этом думаем. Мы считаем, что это даст возможность те платежи, которые нечестные, из-за которых врач должен прятать глаза, когда ему их дают, сделать абсолютно официальными. Но вы представляете, что начнется в обществе, когда им скажут, что нужно платить. Все сразу скажут, что никогда ни за что не платили, что все было бесплатно.

Общество должно перестроиться. Любые наши законодательные инициативы, чтобы мы не делали, не будут восприниматься. Мы не хотим принимать популистские вещи. Реформы будут нравиться не всем. Но мы пройдем через это. Или надо все остановить и вернуть как было, вернуть разбитые окна и обшарпанные больницы. Это должно выбрать общество. Можно делать, ломая через колено, но мы же не диктатора выбрали, Зеленский по натуре не диктатор, он не Пиночет.

– Вы, в смысле, власть, можете сами разочароваться в обществе и потерять интерес что-либо делать.

– Могу. И Зеленский может. Я самодостаточный человек, в жизни многого достиг. Интересно заняться чем-то глобальным. Как не банально это звучит, но чтобы внуки вспоминали. Я не претендую на Семашко (Николай Семашко, один из организаторов системы здравоохранения в СССР, - ред.). И на Бисмарка не претендую.

Но очень хочу, чтобы хотя бы Зеленский вошел историю как Бисмарк, который возродил Германию, нищую и разодранную войной, мертвую страну, которая проиграла две войны. Но сегодня мы видим совершенно другую Германию. И основу этой страны заложил Бисмарк.

– Как бы будете обществу, грубо говоря, продавать ваши непопулярные инициативы?

– Я точно не буду заниматься популизмом и не буду рассказывать какие-то сказки. Живой пример – законопроект №2445 о врачебном самоуправлении, который мы развернули и вернули авторам, он не прошел комитет.

Я 28 лет в медицинском бизнесе, знаю всех врачей, знаю все медицинские сообщества. И все это время я слышал от них, как необходимо врачебное самоуправление. Я это слышал и от людей, которые были министрами, потом - депутатами. И которые ничего не сделали за 28 лет. И тут мы подаем законопроект, в первом чтении, его можно еще миллион раз доработать. Вы слышали, что поднялось в обществе?

А теперь говорю, как человек, который владел медицинским бизнесом. Врачебное самоуправление невыгодно в первую очередь министерству, государству и работодателю, если это частная медицина. Это надо врачам. И мы это делаем.

Но врачи начали выяснять, кто собирает деньги, кто их делит, кто главный, они начали сбивать закон, рассказывая, что в нем не так. Рабочая группа уже третий месяц работает. И так со всеми законами. Моя реакция следующая. Есть такая вот возможность. Принимаете? Мы эту возможность даем. Не принимаете? Это ваше решение.

– Партия "Слуга народа" перед досрочными парламентскими выборами в своей программе презентовала шесть пунктов, касающихся медицины. На каком этапе их реализация? Первый пункт касался обязательного медицинского страхования.

– В этом году мы подадим этот законопроект в зал. Мы его сейчас готовим. Я уже устал мотаться по миру: и ВОЗ, и Еврокомиссия, и Всемирный банк, и Израиль, и Германия, и Нидерланды, где мы только не были. Даже Албанию смотрели. Можно, конечно, смотреть и на США. Но, предложи сейчас американскую систему, не имея нефти, оружия и мировых золотовалютных резервов у себя на хранении, кроме как пальцем у виска никто по-другому не отреагирует.

Закон мы будем принимать. Но есть один самый главный фактор, который не позволит закону заработать уже в этом году. У нас 60% зарплаты в "тени". Как только мы примем закон о медстраховании, поймем, что у нас нет денег. Но президент обещает, что как минимум вдвое в течение двух лет "черная" зарплата уменьшится. И мы закон готовим, но готовим его вступление в силу с 2023 года. А флажок, KPI для вступления этого закона в силу - это данные о доле "черной" зарплаты.

– Когда можно ожидать какие-то детали законопроекта?

– Не могу сказать, но скажу до конца первого полугодия 2020 года, какую именно модель мы будем применять. Сегодня мы остановились практически на двух-трех моделях медицинского страхования. Одна из них израильская, вторая – голландская. Они очень похожи. Только в Израиле нет ничего частного, а в Нидерландах наоборот нет ничего общественного и профсоюзного.

В Израиле, например, 50% средств идет через больничные кассы в систему здравоохранения, а 50% – из центрального бюджета страны, из общих налогов. И их бюджет здравоохранения испытывает дефицит 10-15%. Мы с Минфином говорили, это немного, такой дефицит не убьет систему, она будет развиваться.

И мы еще внимательно изучаем каталонскую, испанскую модель. В ней есть хорошие функции контроля и учета. Это то, о чем говорила Уляна Супрун. Очень хорошая система, но, к сожалению, не для Украины. У нас нет возможности ближайшие 15 лет тратить на страхование 2500 евро на человека. К тому же в Испании медицинская сфера очень зарегулирована. У меня была там клиника. Уволить врача в Испании, даже если он плохой специалист и что-то натворил, практически невозможно.

В любом случае, мы не будем полностью копировать чью-то систему медицинского страхования. Все равно она будет адаптирована к Украине.

– Еще один пункт программы партии - уничтожить фармакологическую мафию.

– В этом плане мы уже приняли несколько законов и несколько проектов прошли первое чтение. Здесь могу похвастаться. Мы положили конец международным закупкам лекарств. Мы перевели все закупки в ProZorro. Мы убили двойную сертификацию лекарств. Мы убили возможности бесконтрольного завоза индийского мусора. Есть законопроекты №2538, №2539, №2429. Это те законы, которые очень нужны.

Сегодня мы практически заканчиваем работу над законом о лекарствах и лекарственных средствах. Это законодательство не менялось с 90-х годов. Новый закон позволит полностью имплементировать европейское разрешительное законодательство.

Когда есть жесткая регуляция, она дает рост внутреннего рынка. Давайте не забывать, что украинский фармрынок – это 145 производителей со средней "белой" зарплатой 15 тысяч гривен. Это 2,5% ВВП на сегодняшний день. Мы должны их слышать. Для них жесткая регуляторка, которую мы принимаем, - мощная возможность выхода на европейский и другие рынки.

Есть небольшие шероховатости по согласованию документа с Еврокомиссией. В Европе, за исключением нескольких стран, существует только один орган, который занимается всей регуляторной работой – EMA. По его образу и подобию этим законом создается украинский орган. Но Евросоюз почему-то склоняется к польскому варианту, что должно быть два органа, как у нас сегодня есть Гослекслужба и Государственный экспертный центр. Мы настаиваем, что все-таки должна быть одна организация.

В этом законе есть норма о 2-D кодировании. Мы защищаем не рынок, а граждан, что они перестанут в аптеках покупать мусор. Наведя телефоном на упаковку, можно будет получить всю информацию. Мы вводим понятие уполномоченного по качеству лекарств.

– Без международных посредников справимся с закупкой лекарств?

– Мы на два года дали этим компаниям возможность остаться. Хотя я не очень согласен с этой историей. Но есть оплаченные еще в 2016 году, однако все еще не поставленные закупки. Если мы запретим их работу, они не ввезут эти препараты.

Еще, скажем, есть препараты, которых в год надо две-три упаковки. Никто не будет регистрировать такой препарат за огромные деньги ради такого небольшого количества. Потому международные компании все равно нужны, и мы эту возможность оставляем.

Создано еще не нами - это тоже в плюс к той команде - ГП "Медицинские закупки Украины" (МЗУ) при Минздраве, под контролем USAID и международных юридических компаний. Эта организация должна все это заменить. На этот год мы планирует, что 70% лекарств будет закупаться через госзакупки, а вакцины, всего где-то 30% останется у международников. Глобальный фонд просил не рисковать по СПИДу, гепатиту, оставить закупки пока им.

Сегодняшний руководитель МЗУ (Арсен Жумадилов, – ред.) пришел не с нашей командой, он остался от предыдущей команды. Я считаю, что это их плюс – такого парня поискать надо, честно – толковый, грамотный, современный, владеющий языками, с умными мыслями.

Самое главное, что, в отличие от международных организаций, вся информация по закупках через это агентство (ГП "Медицинские закупки Украины", – ред.) открыта. У международных организаций – не могу понять почему – она засекречена. Они не должны были никому предоставлять отчеты.

И сейчас, даже разрешив им осуществлять госзакупки еще на два года, мы внесли условие, что они должны открывать информацию Кабмину. И закупка через международные организации только по решению Кабмина останется.

Если сейчас, не дай бог, этот китайский коронавирус придет к нам, может возникнуть ситуация, когда нужно будет действовать срочно. Это к вопросу, почему мы оставили вакцину международникам.

Что касается так называемого пакета ПМГ (программа медицинский гарантий, – ред.), с 1 апреля вступает в силу его вторая часть, "первичка" была в прошлом году. Мы ее сейчас делаем, там не все радужно, но мы все равно вторую часть с апреля запустим.

Были скандалы с уходом ребят из старой команды, которые были именно в этих службах. Думаю, они как раз понимают, что не все радужно. Поэтому они очень хотели уйти, но искали повод не самим уйти, а чтобы что-то спровоцировало. Это моя догадка, я в этом не уверен. Но мы все равно это добьем. И здесь спасибо Гончаруку: он бросил нам в помощь очень много сил.

– Это техническая проблема?

– Не подсчитано все до конца, не закончена eHealth, хотя деньги потрачены огромные. Только это вопросы уже не наши, это вопросы уже специально обученных органов страны. Там очень много вопросов – по инсулину, по реимбурсации.

Оказалось, что в Национальной службе здоровья еще до скандала с уходом Олега Петренко пообещали президенту и премьеру реимбурсацию инсулина с 1 апреля. Но тут Петренко вдруг говорит, что они не сделали реестр. Я не говорю, что они это не сделали специально, что это было какое-то вредительство. Но это действительно массивный участок работы.

Опять-таки, вы ведь везде кричали, что пришла новая власть, что это разворот к Богатыревой, что все вернут назад. Вы увлеклись этими криками. Если бы вы раньше сказали правду, что есть проблемы, президент бы сказал, например, давайте это сделаем не с 1 апреля, а с 1 сентября.

Так же и с диализом. У нас же до маразма доходит здесь. У нас в одной области комплект диализа покупается за 2900 гривен, а в другой – по 2300 гривен. Для одного и того же набора. Как такое может быть? Бороться с этой коррупционной составляющей можно только, если Национальная служба здоровья начнет платить за услугу. И тогда уже главврач может покупать хоть по 20 тысяч. Но услуга стоит столько, сколько она стоит. Ориентировочно мы считаем 2200 - 2250 гривен на человека. Если ты при 2200 гривен еще что-то крадешь, то ты гениален.

У нас была такая история с закупками скорых помощей, когда в четырех областях цены на машины отличались. А если вы помните, там были выделены деньги из "Фонда Рината Ахметова", когда закупили 200 машин по инициативе президента. Знаете, какая была разница между тендерным предложением в этих четырех областях и машинами, которые купил "Фонд Ахметова"?

За 1,860 млн гривен машины покупал фонд. В некоторых областях, пока не вмешалась СБУ – я, кстати, очень благодарен за это Баканову – собирались покупать за 2,9 миллиона гривен. Я не следователь, я никого не обвиняю. Но этого не произошло – СБУ предотвратило. В итоге машины закупили по 1,95 миллиона гривен.

И когда те, которых начали выбивать из этих торгов, начали приходить в Офис президента и говорить, что вот там Радуцкий устроил междусобойчик, я сказал им: "Если я смог договориться по 1,86 миллиона гривен вместо 2,9, и при этом я еще украл, то как минимум где мой орден?".

Как только произойдет автономизация в расчетах, коррупционная составляющая в закупках в медицине исчезнет как явление. Когда больнице не просто дают деньги, а оплачивают оказанную помощь, тогда она переходит в условия бизнес-отношений.

– Какие законодательные инициативы планируются в плане донорства и трансплантации органов?

– Уже принят закон №2457 (законопроект о внесении изменений в некоторые законодательные акты Украины, регулирующие вопросы трансплантации анатомических материалов человеку №2457 был принят во втором чтении 20.12.2019, – ред.).

– Еще необходимо создать реестр.

– Реестр, по сути, сегодня в ручном режиме, да. На этот реестр государство потратило 26 миллионов гривен в прошлом. Мы не нашли этот реестр, он не закончен.

– То есть реестр сейчас создается с нуля?

– Нет, спасибо, опять-таки, нашим силовым организациям – находим, ищем, понимаем. Трансплантации уже проводятся. Мы запустили и разблокировали процесс.

– Было много историй о том, как украинцы ездят на трансплантацию в Беларусь, в Германию…

– Да. Знаете, сколько мы денег теряем на этом? 1,2 миллиарда гривен на этот год на лечение за границей, там львиная доля – трансплантология. Как только этот закон будет действовать в полном объеме – эти деньги вернутся в страну.

Когда говорят о лечении за границей, считая сколько мы денег теряем, никто не считает еще косвенные платежи. Например, тот же гемодиализ. Во всем мире гемодиализ делается только в то время, пока ищется донор, либо в очень маленьком проценте случаев – пожизненно.

Стоимость одного диализа – НСЗУ сделает эквивалент 90 долларов, например, или какая-то область покупает по 2800 гривен. То есть эту сумму в рамках страны мы тоже на 70% вернем в трансплантологию.

Что делает Беларусь? У нее для своих граждан все бесплатно. Но с иностранцев, с украинцев в том числе, они берут деньги и за эти деньги они потом лечат своих бесплатно. Врачи, которые это могут делать, у нас есть. Как бы там не кричали, что все уехали из страны и никого не осталось – осталось.

Есть гениальные врачи и не только те имена, которые у всех на слуху – великие. В том же "Охматдете" сегодня есть молодые ребята, которые уже готовы это делать и делают.

– После продажи "Бориса" у вас какие-то интересы в отрасли еще остались?

– Теперь могу честно сказать. К сожалению, нет. Ничего нет, все продал. Я понимаю, что, возможно, не нужно было. Но окей – продал.

Честно, я 28 лет занимался "Борисом" и давно готовился к его продаже, не из-за политических амбиций. Знаете, бывает так – наелся. Этот процесс у меня не был резким, когда в прошлом году в раз – и продал. Я понемногу высвобождался, но потом у меня был разговор с Зеленским.

Более того, если бы даже он этого не потребовал, я бы на этом настаивал. Я считаю, что оставлять у себя бизнес и при этом работать в комитете по этому же направлению (я ведь точно не пошел бы в антикоррупционный комитет или комитет по правоохранительным органам), лишь давать лишний повод "мочить" меня со всех сторон. Это было осознанное решение. Но сейчас говорю честно и откровенно – к сожалению.

– Сделка с "Добробутом" уже закрыта полностью?

– Сделку со мной закрыли еще до того, как я стал депутатом. Я ведь не один был акционером "Бориса". Но с учетом того, что "Борис" на 100% перешел в пользу "Добробута", я так понимаю, что со всеми все условия выполнены. Со мной точно все.

– Налоги уплачены?

– Я подам до конца марта декларацию. Все, что мне заплатили – все проведено, все по закону, все прошло через счета в украинском банке, нет никаких подпольных движений и минимизации.

– Приоткройте тайну. За сколько продали?

– В последней части сделки была смешная цифра – несколько миллионов гривен, потому что я продавал оставшиеся у меня два с чем-то процента акций. Оно все пришло через мой личный счет в "Кредит Днепре".

Что касается остальных цифр, во-первых, декларировать мне нужно 2019 год. Во-вторых, у меня есть подписанное соглашение со всеми акционерами о неразглашении. Та сделка, которая подлежит декларации – она есть, оплачена полностью.

Насколько я знаю, сделку вел основной владелец "Добробута" американский фонд Horizon Capital. Эти ребята в какие-то подпольные вещи не играют – это то, что для меня также очень хорошо.

Я понимаю, что начнется после 1 апреля, когда будут опубликованы декларации. Но здесь я спокойный.

– Еще один личный вопрос. Сейчас модно инвестировать в стартапы. Вам это интересно?

– Теперь не имею права. Как-то Олег Петренко назвал меня "человеком из 90-х". Я не инвестирую туда, где лично не принимаю какое-то участие. Сегодня я, к сожалению, не могу этим заниматься. Я знаю несколько медицинских стартапов, в которые я бы с большим удовольствием вложил деньги.

У меня на примете есть два-три стартапа – один китайский, два израильских – где я вижу будущее медицины. И я понимаю, что буду туда вкладываться, как только получу такую возможность, когда у нас, возможно, законодательство изменится или я закончу свой политический путь.