Чем ближе к линии фронта, тем меньше желто-голубых дорожных знаков, остановок и столбов. Но больше людей, называющих себя украинцами. Донбасс уже пятый год живет в условиях войны. Люди мечтают о мире и пытаются жить, невзирая на близость к боевым действиям. Отстраивать разрушенные дома, школы и больницы им помогают гуманитарные организации. Они же поддерживают переселенцев и местных жителей. Корреспондент РБК-Украина отправился в "серую зону", где дети знают, что такое "растяжки", старики на них подрываются, женщины наравне с мужчинами учатся выживать, а война им всем не дает забыть о себе.
Раннее туманное утро. Перед одним из отелей Славянска прогреваются два белых джипа, на бортах эмблемы Международного комитета Красного Креста (МККК). Cотрудники раздают последние наставления журналистам: не снимать ландшафты и военные объекты. Мы отправляемся в "серую зону" – территорию вдоль линии фронта, до нее отсюда 70 километров.
Обе стороны конфликта накануне дали нам гарантии безопасности. Экипаж безоружен и, по сути, беззащитен: вместо бронежилетов и касок – манишки с крестом, над машинами развеваются флаги – белые с красным.
– Наша эмблема – наша защита. Приезд команды МККК – это гарантия безопасности. Иногда местные просят нас побыть подольше, тогда они могут выпасти коз, выкопать картошку и спокойно заняться хозяйством, – объясняет пресс-секретарь делегации Международного комитета Красного Креста в Украине Александр Власенко.
По дороге среди индустриальных пейзажей бросаются в глаза яркие пятна. Знаки на въездах в города, остановки, опоры ЛЭП – в цветах украинского флага. Даже столбы и стены помечены мазками жёлтой и голубой краски. Чем ближе к фронту, тем их меньше.
Через полтора часа останавливаемся за пару километров до линии разграничения. Ожидая разрешения на въезд, читаем новости ООС: ночью был обстрел Верхнеторецкого – поселка, до которого нам десять минут пешим ходом. Мимо проезжают маршрутки, легковушки и тентованные грузовики – все, кроме нас. Журналистов нет в разрешительных списках, якобы по ошибке.
Едем дальше. В приемнике друг друга сменяют украинские радиостанции и каналы, вещающие из Донецка. Оккупированный город виднеется на горизонте. Вакарчук надрывается: “Сонцееее, забери мене і веди за собооою”. Его перебивает Лепс: “Тооолько рюмка водки на столе”.
Радио затихает. Мы на центральной площади поселка Красногоровка. Вдалеке слышны одиночные взрывы. "Прилетает" где-то под Авдеевкой за 12 километров отсюда. Через парк вприпрыжку бегут мальчик и девочка, не в бомбоубежище, - в магазин.
Нам дважды дают разрешение ехать дальше и дважды его отменяют. Команда МК Красного Креста должен вернуться на базу засветло – едем в Константиновку. В местном морге нас встречает заведующий отделения судмедэкспертизы города Александр Сидоренко. Он работает здесь с конца 90-ых. Говорит, что тяжелее всего было в первые годы войны, не хватало места разместить всех погибших. В рамках гуманитарной помощи помещение отремонтировали, морг получил новое оборудование.
– Мы раньше находились на оккупированной территории, но отделение не закрывалось. Когда люди умирают, хоть с той стороны, хоть с этой – прежде всего это люди. Работы своей не боюсь. Бояться надо живых, – уверен Александр.
На следующее утро в Славянске выпал первый снег. Водители джипов Красного Креста лавируют по остаткам дороги, не снижая скорости, проскакивают разбомбленный мост. Это вынужденная мера, так машины перескакивают ямы.
Полтора часа езды – и мы в Луганском. В начале войны четверть домов поселка была разрушена, сильно пострадала местная школа. Периодически по окраинам стреляют и сейчас, но дети все равно ходят на учебу – 89 человек, до войны было 130.
– В 2015 году по телевизору часто нашу школу показывали. Когда я приехала и увидела масштабы разрушений, в первые дни даже не плакала, просто ходила как во сне и не могла понять, как это случилось, - вспоминает директор Галина Васильева.
Фото: Школа в Луганском работает вопреки войне (Влад Красинский, РБК-Украина)
Когда боевые действия немного стихли, в школу вернулось 45 детей: "Такие дети, я считаю, это патриоты. Когда нет стен, нет потолка, вообще ничего нет, а они говорят: мы не уедем, будем учиться в своей школе", – говорит она.
Убежища или подвала в здании нет. Когда слышны взрывы, ученики прячутся в закрытом крыле. Это бывает крайне редко, но все дети уже знают, что делать. Школа – верхняя точка рядом с линией соприкосновения. Здание сильно пострадало от обстрелов. Один из учеников был ранен у себя дома, сейчас с ним все хорошо, ходит в 5 класс.
– Вот здесь всё выгорело, – показывает директор школы на свежевыкрашенные стены. – Окон почти не было, старые деревянные вылетели сразу в первый же вечер.
Сгоревшее крыло восстанавливают за счет гуманитарных организаций, для работ нанимают местные фирмы. Строитель Кирилл говорит, что пока что здесь спокойно, его коллегам повезло меньше:
– До позиций от нас километра два. А вот ребята ближе работают, иногда до ночи. Включили один раз свет, так по ним как жахнули.
В школе поселка Луганское почти ничего не напоминает о войне кроме пробитого окна в классе информатики. Летом 2016 года сюда попала пуля. Дети были на каникулах, в здании остался сторож, но никто не пострадал. Сейчас все окна затянуты специальной пленкой, чтобы осколки стекла не разлетелись от взрывной волны.
В этом помещении сидят старшеклассники, сейчас у них урок по предмету Захист Вітчизни. Учатся оказывать первую медицинскую помощь. Даша собирается поступать в медучилище, по окончанию хочет вернуться, из поселка она не уезжала даже во время боев за Луганское.
– Тяжело было, когда были обстрелы. Я живу немного дальше. Прямо к нашему селу приезжала техника, стреляли, было страшно: мы на полу спали и в подвале прятались.
В первом классе учатся семь детей: пять мальчиков и две девочки. Любят уроки английского и физкультуру, радуются выпавшему снегу и готовятся к утреннику на день Святого Николая. В школе общаются преимущественно по-украински.
– Ви так гарно українською спілкуєтеся!
– Державною, – подмечает учительница.
– А дома?
– Дома мы на обычном говорим, – улыбается один из детей.
Все ученики проходят тренинги по минной безопасности. Артем хвастается познаниями:
– Даже чужих пакетов лучше не брать. Там может быть мина или растяжка. Может взорваться. Я когда-то ходил в магазин, видел один пакет, но не стал его поднимать...
– Молодець, правильно, – хвалит учительница.
– Полчаса постоял, посмотрел на пакетик, покидал в него камешки и ушел, – продолжает первоклассник.
– Кидав в незнайомий пакет? Навіщо?!, – опешила преподаватель.
– Та я потом сразу убежал, – рассмеялся Артем.
Его одноклассник Илюша тоже хочет поделиться собственным опытом.
– Я на рыбалку раньше ходил с папой, на обратном пути растяжку нашел. Мы ее обошли.
– А что такое растяжка? – спрашиваем у мальчика.
– Вони маленькі ще, не знають, – говорит учительница.
– Растяжка это когда две палки, а между ними веревка, – перебивает Илюша. – Если туда наступаешь, она взрывается.
Следующая остановка – Светлодарск. Последний раз город попал под обстрел в мае этого года, снаряд прилетел в автомобиль, припаркованный рядом со школой №11. Взрывной волной в здании выбило окна. Учителя спрятали детей в подвале, никто из них не пострадал.
Из окон верхнего этажа местной больницы виден оккупированный город Дебальцево. В ходе боев в начале 2015 года артиллерия обстреляла и поликлинику. "Был полностью поврежден корпус инфекционного отделения, погибла медсестра. У нас более 3 тысяч детей, которые болеют сезонными инфекционными заболеваниями, их нужно где-то размещать. Мы очень нуждаемся в восстановлении этого корпуса", – объясняет Юлия Димоева, которая в этот день исполняла обязанности главной медсестры.
Фото: Больница Светлодарска сильно пострадала от обстрелов в 2015 году (Влад Красинский, РБК-Украина)
Основные потребности больницы пока удовлетворены, 40% финансирования покрывают гуманитарные организации. Основной донор – МК Красного Креста, помог отремонтировать стационар на 100 коек.
– 90-95 коек постоянно заняты. За последнее полугодие не менее полусотни военных попали к нам. Раньше здесь был еще роддом. Теперь слишком опасно, рожать едут в Бахмут. Туда ехать 17-20 километров. Танки разбили дорогу и мост, потому добираемся туда за полтора-два часа, если раньше за пять минут, – рассказывает Юлия.
За час добираемся в город Торецк, от него до оккупированной Горловки километров 12. Почти посредине расположен населенный пункт Пивденное. В мае этого года украинская армия взяла под контроль его западную часть – Чигари. После этого обстрелы почти не прекращались, все жители вынуждены были уехать, часть обосновалась в Торецке.
– Пока над нами летало, то даже красиво было. Ночью красным светится. Потом уже пошло и по нам, – вспоминают переселенцы, 70-летние Владимир Семёнович и Валентина Петровна. 27 мая в их доме пропал свет, осколок повредил провод.
– Я пошел посмотреть, как его соединить. Электрики к нам не ездили, мы все сами делали уже давно. Смотрю там цветок рос, клематис, один побег завял, я поднял руку посмотреть и ногой растяжку зацепил, – рассказывает мужчина. – Рука защитила от взрыва, ее перебило, но лицо осталось целое. Осколки пришлись в правую сторону: ноги, рука, бок.
На крики о помощи прибежали украинские бойцы. После перевязки пенсионер смог сам добраться домой. В это время началась перестрелка, скорая в поселок не доехала.
– Он три часа истекал кровью, потом местные мужчины взяли овощную тачку, постелили одеяло, положили его и начали вывозить из поселка. Там сильно низина большая, крутой подъем. Скорая увидела, что его везут, поехала на встречу, по ней начали стрелять, – вспоминает Валентина Петровна.
Доставить раненого до больницы все же удалось. На следующее утро уехала и его жена. Больше в поселке они не были, и возвращаться туда не собираются даже после окончания боевых действий. Снимают квартиру в Торецке, надеются со временем ее выкупить. Война не оставляет их и здесь, ночью пенсионеры не могли заснуть из-за взрывов – перед нашей встречей был сильный обстрел Чигарей.
– Пожары после попаданий такие, что остаются одни кирпичи. Половина домов сгорела. Одна семья уехала отдохнуть на неделю, вернулась – а дома нет, одни кирпичи. В Чигарях уже никого нет, все уехали. Там постоянно бомбежки, обстрелы, пожары, света нет, – говорит пенсионерка.
С бывшими соседями она встречается в очередях за гуманитарной помощью. Больше всех общается с Юлей и ее мамой Лидией Степановной. Их дом в Чигарях сгорел после попадания зажигательного снаряда. У девушки серьезные проблемы со зрением, она в это время была в больнице.
– За четыре года войны я тоже стала каким-то стратегом. Лежу, сочиняю: сюда не попадет снаряд, потому что у нас стены толстые. Сожгли - да и до свидания. Стены не спасли, "зажигалка" через крышу пролетела, – рассказывает мама Юли.
Женщина успела забрать кота, документы и немного вещей. Кроме дома и хозяйства, сгорели и белые голуби – их она держала в память о муже.
– До утра ползала по огороду, пряталась, обстрел же продолжался. Думала, не умею ползать, оказалось я чудесно ползаю с рюкзаком и котом, – горько смеется она.
Фото: Лидия и ее дочь Юлия - дважды погорельцы (Влад Красинский, РБК-Украина)
Второй пожар Лидии Степановне пришлось пережить уже в Торецке: "Сгорели еще раз 22 сентября, теперь уже здесь. По вине алкашей каких-то десять квартир сгорело. Мне говорят: "Горим, забирайте деньги, документы, кота". Я думаю: что, опять? Сколько же можно, когда это закончится?!". Напоследок женщина делится планами на будущее: "жить обыкновенной жизнью обывателя":
– Если я когда-то получу эту квартиру, я сяду в кухне, налью хорошего чаю, открою занавеску и заплачу. Юля меня спрашивает: ты чего будешь плакать? От счастья! Обыкновенного счастья, что у меня снова есть свой дом.