Евгений Енин: Никто не питает иллюзий, что эта война может быть далеко не последней

О возможности повторного наступления на севере Украины и на Киев, борьбе с диверсантами, коллаборационистами и мародерами, минной опасности и ядерной угрозе, прогнозах по росту преступности и легализации оборота оружия – в интервью РБК-Украина рассказал первый замглавы МВД Евгений Енин.

Полномасштабное вторжение РФ Евгений Енин встретил в кресле первого заместителя министра внутренних дел. За плечами у него работа в ряде посольств, в том числе в Молдове, где он принимал участие в урегулировании приднестровского конфликта.

В 2016 году Енин был назначен заместителем генерального прокурора, а после смены власти – заместителем главы Министерства иностранных дел. В систему МВД пришел за полгода до большой войны.

Не удивительно, что с таким бэкграундом Енин входил в круг ответственных за оборону украинской столицы, когда на ее подступах стояли вражеские войска. Мы встречаемся в "музее войны" ГСЧС – одного из органов, который он курирует в нынешней должности.

Здесь собраны остатки российских ракет, снарядов и мин в, к сожалению, уже привычном интерьере – посреди разрушенного жилья мирных украинцев. Четкое напоминание, что несмотря на относительно мирную жизнь в Киеве, война еще далеко не закончилась, а с ее последствиями придется бороться десятилетиями, даже если она снова не вернется в деоккупированные регионы.

– В последнее время снова слышим тревожные известия о возможности прямого вступления Беларуси в войну против Украины. Насколько это вероятный сценарий?

– Это вопрос, скорее, именно к самоуспокоению. Когда кто-то гадает вступит ли Лукашенко в войну, то на самом деле уже давно все понятно. Как еще можно назвать предоставление своей территории для прохода войск, ракетных обстрелов, лечения раненых, деятельности диверсионно-разведывательных групп (ДРГ).

Тем более, что, по словам наших военных, среди оккупантов, в первые дни, встречались люди в белорусской военной одежде. Какие нам еще нужны доказательства, чтобы раздумывать поддержала ли Беларусь российскую вооруженную агрессию против Украины.

– Вопрос именно об открытом вступлении в войну белорусских регулярных сил, даже тех нескольких десятков тысяч. Какие бы они ни были, но это угроза на достаточно протяженном участке фронта.

– Относительно военного потенциала Республики Беларусь, уровня подготовки и мотивации лучше эти вопросы задать нашим военным коллегам. Тем не менее, на сегодня мы не можем говорить о формировании ударных группировок на территории Беларуси. Лидер этой страны уже неоднократно давал знаки, что он "петляет".

Однако мы имеем под боком верного соратника Путина, который помогал и продолжает ему помогать в попытке захвата Украины. Мы можем видеть из сообщений от того же Генштаба, что на границе военнослужащие из Беларуси продолжают выполнять задачи по усилению украинско-белорусской границы в Брестской и Гомельской областях и проводят там учения.

Поэтому усиление охраны границы – это один из наших приоритетов. Уже в приграничных районах Киевской, Житомирской и Ровенской областей установили дополнительные ограничения, которые будут действовать до окончания военного положения.

– Насколько по вашим оценкам вероятны новые атаки оккупантов на столицу? Возможно ли возвращение к наземной фазе или продолжится изматывание ракетными ударами?

– У нас же нет никаких иллюзий о том, что это конфликт экзистенциальный. Наши враги, как и в истории Израиля, хотят нас видеть мертвыми, что не оставляет нам много пространства для маневра. Теперь очевидно понятно, и это подтверждено материальными доказательствами, что Киев планировали захватить за несколько дней, так же рассчитывали на быструю капитуляцию нашего государства. Просчитались, но никто не питает иллюзий, что эта война может быть далеко не последней.

В то же время мы видим, что враг недооценил дух украинцев. Стало понятно, что только численностью или оружием нас не одолеть. Пожалуй, гарантировать, что от решения захватить Киев или Украину кто-то откажется – это наивно. И этого, пожалуй, не произойдет даже тогда, когда закончится война. Имея таких соседей под боком – лучше перманентно готовиться к агрессиям и наращивать свою мощь так, чтобы сюда просто боялись сунуть свой нос агрессоры и их сообщники. Когда закончится война, мы все равно должны и будем готовиться к новым вторжениям. Соседей не выбирают.

К сожалению, сейчас возможно все. Хоть и может показаться, что стало спокойно, а на сирены можно не обращать внимания, возвращаются посольства, война уже далеко на востоке и юге, на самом же деле – нет. Мы в состоянии жесткого противостояния и до сих пор отстаиваем свою независимость, и опасность существует даже там, где сейчас относительно безопасно. Даже в условно мирном сейчас Киеве есть риски и угрозы. Прежде всего, это ракетно-бомбовые удары со стороны РФ, несмотря на то, что Киев один из самых защищенных городов Украины с точки зрения противовоздушной обороны.

Есть и более невидимые угрозы. Начиная от последствий временной оккупации, которые оставил после себя враг, включая ДРГ. Также на определенном этапе мы видели спад преступности, но с учетом общего снижения уровня жизни мы еще столкнемся с ростом уровня преступности, посттравматическим синдромом и другими проблемами.

– Вы упомянули о ДРГ, то есть эта проблема еще остается достаточно актуальной?

– Всего с начала войны на территории государства раскрыто 88 диверсионно-разведывательных групп, а задержаны почти 800 человек, причастных к диверсионной деятельности. Почти все переданы в СБУ.

С российской стороны нам, конечно, никто не сигнализирует, всех ли диверсантов мы уничтожили. Мы фиксируем снижение проявлений ДРГ как по Украине, так и в Киеве. Но нельзя сказать, что они исчезли. Только за первые две недели мая нашими правоохранителями выявлено на территории Украины одну диверсионно-разведывательную группу и задержано 43 лица, причастных к диверсионной деятельности, из них 18 в Киеве.

То есть хоть и может показаться, что вокруг ничего опасного, на самом деле враг работает в тылу, ведет свою партизанскую войну, его агенты собирают информацию, до сих пор могут корректировать огонь и так далее.

Мы отрабатываем целый ряд регионов: криминалитет, пророссийские движения и группировки. Первой была Одесская область, где в результате обысков полиция обнаружила огромные арсеналы оружия и даже инструкции по диверсионно-разведывательной деятельности. Сколько еще таких групп находятся в "спящем режиме" в других регионах – будем выяснять.

– Как обычные граждане могут помочь их выявлять и обезвреживать?

– Насчет помощи граждан – продолжать быть бдительными. С 24 февраля на "102" Главного управления Национальной полиции в Киеве поступило более 20 тысяч заявлений о возможных диверсионно-разведывательных группах. Конечно подтверждались они 1 к 10, но тем не менее, это очень сработало. Поэтому продолжать в том же духе.

– Если мы уже вспомнили про Одесскую область, то там рядом есть такая "интересная" территория как Приднестровье. Вы хорошо знаете его историю и местные порядки. Насколько велика угроза, что Путин использует Приднестровье как плацдарм для очередного наступления?

– Стоит исходить из худшего возможного сценария, но и не переоценивать те или иные риски и угрозы. Я имел возможность наблюдать военный потенциал непризнанного Приднестровья лет 12-15 назад, когда работал в посольстве Украины в Молдове, и еще тогда он был не на достаточно должном уровне. Считать, что сейчас он пережил процессы качественного восстановления или улучшения, было бы ошибочно.

Однако мы неоднократно сталкивались с тем, что российские спецслужбы используют эти территории для активной подрывной работы против Украины. И на это не нужно закрывать глаза и сегодня.

Приднестровье как плацдарм для осуществления удара по Украине или дестабилизации – подходит. Конечно, подобная подготовка не проходит мимо наших разведок и мы также соответственно реагируем для сдерживания и противодействия возникновению любых вероятных провокаций или ударов.

– Западные аналитики и политики говорят, что когда Путин окончательно поймет масштабы своего провала в Украине, то может использовать "последний аргумент" – оружие массового поражения: ядерное, химическое или биологическое. Насколько это реально?

– Если исходить из той информации, которой с нами делятся партнеры, то указанный риск в значительной степени гиперболизирован. Соответствующие декларации больше направлены на внутриполитические процессы в самой РФ. Хотим исходить из того, что российская сторона прекрасно осознает последствия для себя и своего государства в случае применения оружия массового поражения. На сегодня не стоит переоценивать эту угрозу, однако надо готовиться к худшему возможному сценарию.

– Планирует ли власть ввести обучение гражданского населения, как вести себя в такой ситуации?

– Старшему поколению надо вспомнить те навыки, которым нас учили как минимум в школах, а детей и молодое поколение надо активно обучать сегодня. Именно поэтому сегодня мы здесь, эта выставка ярко свидетельствует, что все это, к сожалению, не сценарий к какому-то фильму, все это из реальной жизни.

Была проведена информационная кампания совместно с нашими коллегами из МОН, относительно действий в случае химической атаки или аварии на химпредприятиях. Подразделения ГСЧС также публиковали информационные материалы с правилами поведения гражданского населения во время самых разнообразных ситуаций. Этот процесс происходит постоянно.

Обучение гражданского населения продолжается. В частности, сейчас наши спасатели регулярно проводят по всей стране онлайн тематические учения с детьми, непосредственно встречаются со школьниками по вопросу пожарной безопасности и, конечно, в фокусе внимания минная безопасность. От этих знаний во многом зависит их жизнь.

– Сколько, по вашим оценкам, понадобится времени, чтобы люди могли полноценно вернуться в освобожденные города и села? Сколько займет разминирование территорий, на которых уже не идут активные боевые действия?

– Простой пример – сегодняшнее мирное Закарпатье. Только там наши пиротехнические подразделения ГСЧС с начала года уничтожили почти 200 взрывоопасных предметов и это все бомбы времен Второй мировой войны. Вот сколько лет прошло и до сих пор их еще находят и уничтожают.

Еще до начала широкомасштабного вторжения Украина занимала пятое место в мире по количеству жертв инцидентов, связанных с противопехотными минами и боеприпасами, которые не разорвались. Наша страна также входила в тройку "лидеров" по количеству инцидентов, вызванных противотранспортными минами. И все это результат боевых действий на востоке Украины, которые начались в 2014-м году.

Если считать от апреля 2014-го до 2021 года – погибли или получили ранения, подорвавшись на минах, более 1000 людей в нашей стране. Интенсивность, с которой россияне "засевают" наши территории разного рода снарядами, бомбами и взрывоопасными предметами, значительно превышает то, что мы видели во время конфликтов в других европейских регионах в 90-ых и в начале 2000-ых.

Поэтому вообще вопрос полноценного безопасного возвращения никто не может гарантировать. Это будет опасно еще долгие годы. Но мы прилагаем максимальные усилия, чтобы минимизировать риски. Привлекаем международных партнеров и обучаем дополнительное количество взрывотехников. Помогают в этом также новые технологии и сами наши люди.

Недавно мы запустили приложение для мобильных телефонов – "Разминирование Украины". Там можно, обнаружив подозрительный предмет, его сфотографировать, снять видео, отправить геолокацию и туда в течение нескольких часов будут направлены взрывотехники. За первую неделю мы получили более 2 тысяч заявок.

– В начале разговора вы упомянули, что "традиционной" преступности стало меньше, однако из-за ухудшения экономической ситуации она будет расти. Как менялась криминогенная ситуация за эти три месяца и какие прогнозы?

– Общее количество преступлений значительно снизилось, по отдельным видам на 50% и более. Изначально была чрезвычайно положительная динамика по общеуголовным преступлениям. Во-первых, Верховная рада повысила ответственность за имущественные преступления в условиях военного положения, можно получить до 10-15 лет заключения. Во-вторых, дало результат введение комендантского часа и патрулей.

В первые дни на территории почти всех регионов мы столкнулись с попытками групп молодых людей грабить ювелирные лавки и автосалоны. Но когда они увидели, что полиция готова применять оружие для того, чтобы прекратить беспорядок, желание совершать такие преступления очень быстро утихло.

Одними из наиболее частых преступлений стали угоны автомобилей, их динамика не выросла по сравнению с другими периодами, но они остались частым явлением. Сейчас мы сталкиваемся с ростом преступлений, связанных с использованием оружия. В дальнейшем эта проблема будет все более и более актуальной.

– Какие планы у МВД на урегулирование оборота оружия среди гражданского населения? Вопрос и о тех, кто хочет получить для самозащиты, и тех, кто уже приобрел в результате боевых действий.

– Уже есть конкретные понимания механизма, но работа еще продолжается. Впоследствии министр обязательно озвучит эти шаги.

– Уточнение по транспорту. Возвращается автоматическая фиксация нарушений ПДД, патрульная полиция начинает работать в привычном режиме. Какова статистика по таким нарушениям и будут ли усиливать наказание?

– За первую неделю работы камеры автофиксации нарушений ПДД зафиксировали более 200 тысяч событий.

– Перейдем к военным преступлениям, совершенным российскими оккупантами. Когда мы сможем привлечь виновных к ответственности и возможно ли это вообще?

– Мы видим, что РФ грубо попирает нормы Женевских конвенций, применяя оружие против мирного населения, нарушая любые базовые стандарты эвакуации, захватывая в плен полицейских и спасателей, которые не являются комбатантами. Когда мы сталкиваемся с ракетными обстрелами мирных кварталов, наших госпиталей, оперных театров, железнодорожных вокзалов – все это военные преступления.

Хочу напомнить, что они не имеют срока давности. Весь цивилизованный мир объединился в поддержку Украины для того, чтобы привлечь всех виновных к ответственности. Поэтому рано или поздно кара настигнет тех, кто пришел к нам с мечом и нарушает законы войны. Кто уничтожает наш народ, разрушает инфраструктуру, похищает детей и так далее.

– Насколько часты случаи мародерства сейчас? Способны ли правоохранители обеспечить надлежащее наказание? Потому что люди понимают, что у полицейских и военных сейчас другие задачи, поэтому иногда прибегают даже к самосуду.

– Есть мародерство как военное преступление, которое совершается военнослужащими в условиях вооруженного конфликта, а есть имущественные преступления, которые совершаются рядовыми гражданами. Всего в течение войны начато досудебное расследование почти 8000 уголовных производств указанной категории.

Мы видели как российские оккупанты занимаются откровенным дикарством, похищая электрочайники без подставок, стиральные машинки и прочее. Украли даже оленьи рога в одном из полицейских участков в зоне ЧАЭС. Единственная проблема, что там в 15-20 тысяч раз превышена норма гамма-фона, так что кого-то кара божья может настигнуть гораздо быстрее, чем украинские правоохранители.

Но так же мы видели как люди использовали паузу в боевых действиях и не стеснялись воровать какие-то предметы быта в соседних домах. Конечно, мы не были в состоянии поставить под каждым подъездом по полицейскому. Я уже не говорю о абсолютно разрушенных кварталах, массовом отсутствии документов, когда было очень сложно проверить, действительно ли этот человек жил именно здесь и вывозит свои вещи из своего жилища.

Однако работало и работает огромное количество видеокамер и регистраторов, данные с них сохранились. Чтобы никто не думал, что можно безнаказанно бить стекла, заходить в склады, магазины и помещения и это останется незамеченным. Процесс восстановления справедливости несколько отложен, но рано или поздно люди возвращаются, дают показания, поэтому дальше эти дела уже не являются сложными.

Насчет самосуда. С ростом социального напряжения и насилия вокруг, гражданам становится все труднее прибегать к контролю. Трудно удержать себя, чтобы не наказать тех, кого заподозрили в преступлении. Но даже во время войны не стоит забывать, что у нас действует закон, а подобные самосуды деформируют моральные ценности. Как бы ни казалось, что это справедливо – о преступлениях надо сообщать непосредственно правоохранительным органам и не пытаться самостоятельно наказать виновных.

– Мы говорили о прямом мародерстве, однако есть другие способы нажиться на войне и человеческом горе. Как людям обезопаситься от мошенников, например, псевдо-волонтеров, разминировщиков, продавцов несуществующего военного снаряжения и тому подобного?

– Естественно, что во время войны появляются те, про которых говорят, что она для них как мать родная. Следователями Национальной полиции Украины всего начато 116 уголовных производств по фактам незаконных действий, связанных с гуманитарной помощью, благотворительными пожертвованиями и бесплатной помощью. Сообщено о подозрении пятерым лицам в 15 уголовных производствах.

Мы видим очень разные проявления такой преступности. Это и телефонные мошенники, которые пытаются воспользоваться чьей-то бедой или взволнованным состоянием для того, чтобы получить доступ к банковской карте. Это и попытки давить на жалость, чтобы люди перечисляли деньги каким-то непонятным структурам.

Это и попытки продавать в три-четыре раза дороже волонтерам те вещи, которые завтра пойдут нашим воинам, в то время, как они не просто не защищают, но и откровенно опасны для ношения. Мы знаем кучу историй о бронежилетах, которые разлетаются при первом выстреле из любого оружия, и многое-многое другое.

Здесь мы можем посоветовать быть очень бдительными и поддерживать наших защитников через тех, кому люди доверяют и кто положительно себя проявил раньше. Или передавать это непосредственно в подразделения. Хочу подчеркнуть, что помощь нужна не только тем, кто находится на первой линии. Есть огромные потребности и у наших спасателей, полицейских и других служб.

– Сколько у нас сейчас зафиксировано случаев коллаборационизма и кто это в основном: обычные граждане, чиновники, силовики?

– Следователями Нацполиции начато всего 500 уголовных производств по фактам коллаборационной деятельности. Конечно, мы фиксируем случаи, когда и сотрудники полиции перебегают к врагу, хоть это и отвратительно видеть, но таким образом, можно сказать, происходит самоочистка.

Если же говорить общими цифрами, то количество коллаборантов в рядах полиции едва до одного процента доберется. В настоящее время шестерым работникам полиции объявлено о подозрении в государственной измене и коллаборационной деятельности.

Один из примеров довольно массового перехода на сторону врага – территория Донецкой области. Там выявлено около 80 сотрудников полиции, которые вопреки требованиям руководства временно сменить место пребывания, не выполнили приказа. В дальнейшем они начали сотрудничать с представителями незаконных вооруженных формирований на этой территории. Заняли должности в "правоохранительных органах", выполняя функции оккупационной власти в захваченных зданиях ГУНП в Донецкой области.

По сравнению с 2014 годом мы видим очень позитивные изменения. Сейчас в системе МВД таких людей очень мало. А тогда на сторону врага переходили целые гарнизоны. Это результат изменений, которые произошли за эти годы. Люди не сложили оружие, не бросили свои посты и вопреки базовым протоколам безопасности брали на себя гораздо больше, чем должны были бы в соответствии со своими обязанностями. Это сопровождение гуманитарных конвоев, вытаскивание людей из огня под артиллерийскими обстрелами. Эти структуры оздоровились и стали внутренним скелетом государства.

В то же время надо напомнить, что произошло со всеми теми, кто когда-то на востоке Украины стал отступником/коллаборантом или возглавил квазиреспублики, или какие-то их вымышленные органы исполнительной власти, или помогал сепаратистам. Захарченко – убит. Военные преступники Гиви, Моторола – также убиты. Даже те, кто зачитывал какие-то там "декларации независимости", загадочным образом умирали. Умер известный лидер пророссийских сепаратистов Болотов, ему было 46. Его заместитель, еще моложе – тоже умер, ну и так далее.

То есть мы видим, что жизнь коллаборантов, предателей, марионеток Кремля –вообще не продолжительна. Они – расходный материал, который нужен Кремлю, чтобы выполнить грязные задачи, а когда они становятся не нужны – их ликвидируют. А все, кто чудом выжил, пусть ждут, когда органы Национальной полиции и других правоохранительных органов доберутся до них, подобные примеры у нас есть.

– Это мы говорим о коллаборантах из милитарных и силовых структур. А что с теми представителями местной власти, которые остались на неподконтрольных территориях и обеспечивают жизнедеятельность общин?

– Прежде всего и президент, и правительство, и Вооруженные Силы делают все для того, чтобы как можно скорее деоккупировать территории, которые сегодня оказались под контролем врага. Также мы делаем все, чтобы обеспечить возможности для эвакуации тех людей, которые хотели бы выйти из-под оккупации, и первоочередные нужды тех, кто не может этого сделать.

Что касается тех, кто остается, то в Уголовном кодексе четко указано, что является преступлением. Многое зависит от того, как они построят свои отношения с оккупантами. Речь идет не о тех, кто печет хлеб, или оказывает медицинскую помощь на временно оккупированных территориях. Речь прежде всего о представителях органов государства или местного самоуправления. Если они вступили в сотрудничество с врагом, то это все прописано в Уголовном кодексе. Грань, безусловно, тонкая.

Понятно, что это вопрос границы между коллаборационизмом и выживанием. Здесь стоит разграничивать, поскольку есть понятие измены, а есть действия в условиях крайней необходимости, когда сотрудничество может быть вынужденное, из-за того, что им или их семьям может угрожать опасность.

У нас был пример, когда сотрудник правоохранительных органов рассказал оккупационным войскам служебную информацию. Пропагандисты сделали свой ролик, в котором он якобы самостоятельно изъявил желание все рассказать. Мы начали устанавливать события, связались с ним и он нам говорит, что в этот момент с его детьми, женой, находился вооруженный военный РФ. И если бы тот не делал то, что ему прикажут – то его родных бы убили. И он нас спрашивает, а что бы вы сделали на моем месте?

Каждый частный случай сотрудничества, вероятно, должен рассматриваться отдельно на предмет мотивации. Было ли сотрудничество вынужденным или же добровольным? В законе об установлении уголовной ответственности за коллаборационную деятельность об этом также сказано.