Армен Джигарханян: Я много лет хотел помочиться со сцены

Самым страшным в жизни великий актер считает взаимоотношения самца и самки

В московском театре «Новая опера» состоялась церемония вручения старейшей театральной премии России - «Хрустальной Турандот». В этом году награду в самой почетной номинации «За доблестное служение театру, честь и достоинство» получил народный артист СССР Армен ДЖИГАРХАНЯН. Зал приветствовал Армена Борисовича стоя.
Сам лауреат в долгу не остался. 74-летний король театра и кино признался всем собравшимся в любви и даже нашел время на интервью.

- Армен Борисович, вы ведь действительно живая легенда!
- Зажмусь! Не говори мне много хорошего.
- Не любите комплиментов?
- Не знаю, как реагировать. Я ведь очень стеснительный. До сих пор, например, не знаю, как букет правильно держать - вниз или вверх головками.
- Но вы же сами как-то признались, что больше всех в жизни себя любите. Как же себя, любимого, балуете?
- Никак. Просто не насилую себя. Это самый большой подарок. Вообще я лентяй! Иногда, бывает, звоню в театр, говорю: «Заболел, не приду». А сам пройдусь по улице, отвлекусь немножко. Грустно бывает. Стал чаще грустить. И не потому, что капризный, а просто меланхолия.

- Что, и любовь зрителей не согревает?
- Это все дежурные фразы.
- И тем не менее один ваш поклонник подарил вам 7-комнатный дом в Америке, где вы теперь обитаете.
- Если бы не подарил, я сам купил бы. А дом самый обычный и даже примитивный по американским меркам. В Америке я много гуляю. Там воздух поразительный. К тому же меня там не отвлекают.
Я очень люблю Америку. Осознанно люблю: знаю, что хорошо, что плохо. Мне очень комфортно там в быту, все остальное меня не волнует. Когда говорю «быт», я имею в виду хороший бензин, я гарантированно знаю, что в этом ресторане мясо неиспорченное, в этом магазине свежие овощи.
Готовить, к сожалению, я не умею, максимум - яичница. Более того, я не гурман. Очень люблю рыбу, как и мой кот Философ. Он, к сожалению, умер четыре года назад, а я до сих пор по нему жутко тоскую. Это моя последняя самая страшная боль. 18 лет мы прожили вместе. Теща говорила, что он даже стал на меня похож. За 18 лет ни одной минуты он не был один. Мы с женой никуда не ездили вдвоем. Всегда кто-то из нас был с ним рядом.

Я одинок

- Джигарханян как-то переводится с армянского?
- Джигяр - это печенка. На Востоке это слово имеет еще одно значение - душа. А хан - хозяин, начальник. Родословную свою я не знаю. В курсе только, что мой дед по маминой линии был тбилисским скоморохом. Дед стихи писал, хотя был неграмотным. Диктовал, а моя мама записывала. Его специально звали на свадьбы - он знал много тостов, песен.
- Вы наверняка, как и он, душа компании?
- Я компании не люблю. Давно осознал, что человек по сути своей очень одинок. И опереться можно только на самого себя. Это не значит, что надо закрыть дверь, никого не пускать, но все равно я одинок! Я защищен лишь по ту сторону рампы. Там я веду себя как хочу.

- Значит, на сцене можете отчебучить все что угодно?
- Думаю, да, там я развязен, беспардонен. Что хочу, то и делаю. Я много лет играл Нерона в Театре Маяковского. Но много лет я очень хотел со сцены пописать в зрительный зал. Нерон - это ведь позор человеческий! Оскорбление. А словами так не оскорбишь. Должно быть действие какое-то. Но я не рискнул. Хотя и говорил о своем желании Андрею Гончарову. Он долго слушал меня, а потом сказал: «Если рискнете - сделайте». Он понимал, о чем речь.
- За такое зрители могли и побить. Вам кулаки пускать в ход приходилось?
- Нет, я труслив. Я не конфликтный. В жизни все иначе - у меня куча комплексов, один из которых - чувство ответственности. Комплексы - это неврозы, преследующие нас. А еще у меня есть комплекс вины.
Иногда в театре происходят какие-то нехорошие вещи, и я должен вмешаться, а может быть, и уволить. Я строгий только ради того, чтобы не развалился театр. Я просто очень хорошо знаю, как быстро разрастаются метастазы в театре. Все это потому, что в творчестве нет единицы измерения, как, например, метры или литры.
- И много на вас обиженных?
- Теперь обиженных больше, поскольку сейчас я менее морозоустойчив. Нервы уже не те. Потом хамство, беспардонность и всеобщая распущенность дают о себе знать. Я не святой, я тоже плохой, но жизнь учит или просит все-таки постараться не втянуться туда очень, потому что там победят. Лилипуты победят, они затянут.
- Вас самого-то из театра не выгоняли?
- Я счастливую жизнь прожил в искусстве. Меня не снимали с роли, не выгоняли из театра. Если я пробовался в кино, в подавляющем большинстве побеждал. Были, конечно, случаи, когда мне хотелось сыграть какую-то роль, но не получилось. Помню, как-то у режиссера Юлия Райзмана пробовался в картину, которая называлась «Время желаний». Там потом сыграли Вера Алентова и Анатолий Папанов. Я пробовался дуэтом с одной известной актрисой. Три или четыре дня были пробы, и единственный раз в жизни я получил от Райзмана письмо. Отказ!
- Герой, которого сыграл Папанов, в конце фильма умирает. Вас никогда не смущала необходимость играть смерть?
- Нет, эти забубоны меня не волнуют абсолютно.
- А что это за история, когда за границей вас приняли за киномагната?
- Дело было в 1966 году, когда мы приехали на Каннский кинофестиваль. Я поначалу даже не понял - от меня ни на шаг не отходят, ухаживают, встречают просто по высшему уровню. Я подумал: наверное, фильм мой увидели, понравилось. А потом мне объяснили, что просто все решили, что я владелец киностудия «Армен-фильм» и очень богатый человек, раз у меня своя огромная студия.
- Интересно, а на что вы свой первый гонорар потратили?
- Купил черно-белый телевизор для мамы и отчима. Мне было тогда 20 лет. Это был действительно серьезный подарок. А вообще у меня было заурядное детство. Звезд с неба не хватал, переэкзаменовки были. После школы пришел в театральный институт. И на первом же курсе устроился работать в русский театр. Для меня тогда было главное все успеть. Без четверти 11 заканчивалось актерское мастерство, и мне надо было за 15 минут добежать до театра, где в 11 начиналась утренняя репетиция. Я начал рано и много играть. Но богемного образа жизни никогда не вел и не знаю, что это такое.

Творческая импотенция

- Вы ведь вошли в Книгу рекордов Гиннесса как самый снимаемый актер. Не пробовали сосчитать, в скольких фильмах сыграли?
- Уже потерял счет. Не вижу в этом смысла. Единственное, если вы чем-нибудь можете мне помочь - лучше дайте мне здоровья, чтобы я занимался этой странной любовью, которая называется актерство. Не случайно писатель Сомерсет Моэм сказал, что искусство - это половой акт. Со всеми вытекающими отсюда радостями и горестями.
- Тогда вы должны испытывать кайф от работы!
- Как-то один из великих артистов сказал: «Я никогда не получал удовольствия». Это особая вещь - актерство, это труд. Три часа на сцене надо что-то делать и нельзя потерять внимание. Как только в зале начнут кашлять, значит, пропало дело. Я уже говорил, что в какой-то момент у меня наступила творческая импотенция. Это самая распространенная вещь в жизни, когда, извините за выражение, уже не встает.
- У вас прекрасная жена...
- Я очень любил ее и люблю до сих пор, правда, не слепо. И она меня вроде как. Признаюсь в этом ей часто, хотя никаких безумств ради любви никогда не совершал. Это нельзя превращать в шоу. Я, например, считаю, что взаимоотношения самца и самки - это самое страшное. Мы хотим друг друга, хотя между самцом и самкой бездна.